Немой кинематограф может показаться архаичным для современного зрителя. Однако, вот парадокс, немые фильмы в меньшей степени устарели, чем, скажем, многие ленты периода Золотого Голливуда. Он кажется живым, более искренним, пусть и неизбежно наивным с высоты наших знаний о возможностях кино. Тогда же кино было не столько зрелищем, сколько грёзой, мечтой романтических натур, влюблённых в кино несмотря на непонимание и часто осуждение со стороны образованной публики, считавших движущиеся картинки забавой для простачков и уверявших, что век кино будет недолог. С другой же стороны радикальные умы говорили, что кино постепенно вытеснит театр и литературу, но этого так и не случилось. Кино, будучи синтезом целого ряда искусств, проложило свою дорогу в будущее, заимствуя также и театральные открытия, как случилось, например, с монтажом аттракционов Сергея Эйзенштейна, первоначально опробованном им в театре. Литература же давала и даёт киноискусству сценарный материал, на основе которого режиссёры создают своё видение произведений слова. А иногда постановщики воплощают замыслы писателей в максимально аутентичной форме, как бы отказывая себе в праве на интерпретацию. И нередко именно из такого самоограничения произрастает новый смысл, произведение экрана вбирает в себя контекст эпохи, позволяя воспринять давно известный текст под новым углом зрения. Ведь классика на то и классика, чтобы не утрачивать своей значимости с течением лет. Напротив, каждый человек способен увидеть в классическом произведении близкий себе мотив, обнаружить то, что актуально для его эпохи. Ведь время зрителя не менее важно, чем время автора, оттого, например, Эйзенштейн сейчас воспринимается совершенно иначе, чем в пору его жизни.
Фильм «Ад», снятый трио режиссёров, появился неспроста именно в 1911 году. Всего три года оставалось до Первой Мировой войны и несколько больше до зарождения в Италии фашизма, оказавшего безусловное влияние на немецкий нацизм. «Ад», созданный на основе первой части «Божественной комедии», явился как бы квинтессенцией декаденских настроений в обществе. Ведь рубеж эпох — это своеобразная смена культурной парадигмы. Прежние общественные отношения подходят к концу, а нравственные нормы кажутся отжившими своё. Декаденс, увы, не исторический термин, ведь то же самое происходит и сейчас, буквально у нас на глазах в мировой культуре. И кино по-своему откликается на эту переоценку ценностей (пример чему хотя бы ключевая авангардная работа Мэриена Дора «Меланхолия ангелов»).
«Ад» — своебразное кино дорог. Вергилий и Данте проходят все круги ада, осматривая его закоулки. Перед ними явственно встают пороки, присущие людскому обществу. Вергилий, как и ряд других великих античных певцов, будучи носителем дохристианской культуры, в соответствии с католическим учением недостоин пребывать в раю. Но его жизнь, исполненная высоких устремлений, не заражённая ядом страстей, поместила его как бы в переходный отсек, чистилище. Для Данте путешествие с Вергилием по кругам ада — как способ богопознания, постижения истины. Богословы нередко подчёркивают, что только человек, видящий грех, познавший всю мерзость собственной натуры, будет мечтать о боге как о единственном избавителе от скверны души. У Гюстава Дора есть потрясающая иллюстрация к «Аду» — Вергилий и Данте посреди тьмы с зажжённой лучиной. Свет — это бог. Именно взывание к создателю из глубины внутреннего ада есть залог спасения. Нельзя спасти того, кто не хочет спасаться.
Режиссёры, живописуя картины ада, привлекают весь спектр доступных им средств. Чудовища, оживлённые посредством комбинированных съёмок и двойных экспозиций, представляются демонами, буквально образами пороков, терзающих души грешников. Фантазия Данте была потрясающая, а глубины постижения христианской философии уникальна. Трём режиссёрам нужно было лишь не отступать без необходимости от божественного текста гения из Флоренции.
Немой «Ад» — это некое предвидение того реального ада, который скоро наступит в ужасах Первой Мировой войны, а также в змеином яйце, из которого вылупится идеология нацизма. Забвение христианских заповедей, вообще прежней морали, радикальная переоценка всего сущего принесла человечеству много бед. Мир буквально на пороге ада, и у человечества больше нет Вергилия, способного без риска провести по его тёмных границам. Но большой ад всегда начинается с малого. «Если око твое светло, то все тело будет светло», как говорится в гениальных строчках Библии. Быть может, человеку пора обратить свой взор на самого себя? Движение — это не только путь от кадра к кадру. Это восхождение, словно по лестнице Иакова, или же схождение, по кругам ада, к царству самого Аида. Какой путь выберет человечество на новом рубеже?
Эсхатологический мотив — главный в пространстве немого «Ада». Застывшие лица, гримассы пороков, которые мучают грешные души. Ад страшён тем, что страсти там нельзя утолить. Ведь не у каждого есть друг Вергилий, способный защитить своим авторитетом от чудовищных монстров, произошедших из страстей людей.
Вот такой «Ад» Бертолини, Падована и де Лигоро, запечатлевший скорбные раздумия трёх режиссёров о нравственном тупике человечества. И зная этот фильм, особенно просто понять ад Дора, только уже увиденный выдающимся авангардистом современности на новом рубеже.
9,5 из 10
Немой кинематограф может показаться архаичным для современного зрителя. Однако, вот парадокс, немые фильмы в меньшей степени устарели, чем, скажем, многие ленты периода Золотого Голливуда. Он кажется живым, более искренним, пусть и неизбежно наивным с высоты наших знаний о возможностях кино. Тогда же кино было не столько зрелищем, сколько грёзой, мечтой романтических натур, влюблённых в кино несмотря на непонимание и часто осуждение со стороны образованной публики, считавших движущиеся картинки забавой для простачков и уверявших, что век кино б