Это был Рим, пребывающий в состоянии галлюциногенного сна в век декаданса, распутства, нежных любовных романсов и в одночасье сладких, терпких, кислых, пряных эротических игрищ. Кожа, веревки, ошейник. Трепет поцелуев. Жарко, душно, влажно. Сок из вагинальных недр. Запах покоряемой плоти, неизбывной похоти, струящийся в мутном тумане лунного света. Хлоя, Ария, Анита… Три демона в черном, танцующие свой танец смерти, извивающиеся змеями на разорванных простынях. Это был акт обжигающей любви, это был сон, порожденный морфием, это была боль. Подчинение. Доминирование. Страдание. Обладание.
С незапамятных и незлопамятных времен девственности десятой музы за порнографией — самой прибыльной частью кинематографа — закрепилась слава самого низшего из искусств, создаваемого не токмо ради служения великим целям и во имя увековечивания в вечности, так сказать, для потомков, чтоб знали откуда езмь пошли влажные фильмы глубокоглоткового разлива, а ради потакания этому всеобычному потребительскому отношению к сексу вообще, ради разрядки, чтоб было меньше маньяков, занятых разнообразной зарядкой по Гейну-Гейси-Чикатило. Сунул кассету с очередными приключениями Дженны, Саши и им подобных, которых имеют везде и всюду, залихватски и с прихваткой, на фертильных половых полях гиганты секса, и скромный гигант мысли вполне доволен, вынув своего порочного пестика и дав ему поглазеть на дивный новый мир сексуальной свободы. И сей принцип в порноиндустрии — снимать попроще да пожестче, устраивая зрителям настоящие гинекологические марафоны с продолжительными анально-орально-генитальными, а также ментальными и моральными пробежками на дистанциях 10 поз по Камасутре — применим не только к влажному кино с приставкой hetero, но также homo и lesbi, где каждый первый творец любитель натуральной необрезанности Уильям Хиггинс, а каждый второй — как Брюс Ла Брюс, то есть претенциозен, но все сводит к тому, как мальчики имеют мальчиков по взаимному согласию. Впрочем, в славном мире лесбийского порно есть такой режиссер, как Эндрю Блейк, превративший фильмы о девочках на девочке девочкой погоняет в большое кино и, чего греха таить, настоящее искусство, лишенное не столько рамок морали, сколь привычных сюжетных.
Фильм «Блондинки и брюнетки» 2001 года, представляющий из себя историю обольщения и превращения сексуальной жертвы в сексуального палача вполне по заветам маркиза Де Сада, рассказанную Хлоей в застенках римского дома удовольствий, является «концентрированным Блейком», принадлежа к категории порнографии скорее по касательной, невзирая на откровенность большинства сцен, связанных между собой в рваном сюжетном повествовании фильма нитями видений, снов, фантазий. По содержанию, конечно, переполненному страстных соитий в БДСМ-антураже, со сменой масок, поз и личностей, но не по форме, которая для Эндрю Блейка едва ли не является важнейшим компонентом буквальной каждой его картины, срежиссированной на Studio A.
Демиург эротической моды, подхваченной чрезвычайно успешно Марией Битти, к примеру, Блейк в «Блондинках и брюнетках» говорит о фетишизме, доведя до этого самого фетишизма и киноязык в фильме. Статичные, застывшие буквально в пространстве безвременных бесконечных снов черно-белые кадры, сцепленные неторопливыми монтажными фразами. Атмосфера, синонимичная не то «Винилу» Энди Уорхола, только разыгранному женщинами для женщин в изысканном апеннинском антураже, не то японскому киберпанку «Любви к резине», не то привычным для Блейка фотографическим снимкам с неживыми духовно, искусственными и нарочито сексуально вызывающими, почти вымертвевшими в своей холодной стилистике, буквально выращенными в чашке Петри от Цейса человеческими материями Хельмута Ньютона, не то перевоплощенным наново мотивам Валериана Боровчика, но говоря о кинематографических изысканиях Блейка излишне упрощать не стоит. Слишком много намешано и помещено в многофигурный микрокросм фильма «Блондинки и брюнетки», который является тем видом арт-порно, где на первом месте стоит не порно, которое в любом виде задорно, а не зазорно, а арт. Искусство, с которым Эндрю Блейк в «Блондинках и брюнетках» распоряжается размашисто, роскошно, отменяя все стандартные приемы порнографии, подменяя пошлость и вульгарность манерностью, драматизмом, надреализмом и сюрреализмом, при этом не увлекаясь излишествами, избыточностью, постмодернистскими ухищрениями ради этих самих ухищрений. Ведь это фильм не столько о блондинках и брюнетках, которые друг с другом совокупляются в римских замках, сколь о том, что страсти не бывает много, а мести — слишком мало. Что Секс и Смерть по-прежнему едины, как и Боль и Любовь. Что любая фантазия бледнеет перед реальностью, которая в свою очередь все больше похожа на сон.
Это был Рим, пребывающий в состоянии галлюциногенного сна в век декаданса, распутства, нежных любовных романсов и в одночасье сладких, терпких, кислых, пряных эротических игрищ. Кожа, веревки, ошейник. Трепет поцелуев. Жарко, душно, влажно. Сок из вагинальных недр. Запах покоряемой плоти, неизбывной похоти, струящийся в мутном тумане лунного света. Хлоя, Ария, Анита… Три демона в черном, танцующие свой танец смерти, извивающиеся змеями на разорванных простынях. Это был акт обжигающей любви, это был сон, порожденный морфием, это была б