Whatever happens, we have got // The Maxim gun, and they have not.
Колониальная Индия, притягательная и опасная, место сращения цивилизаций. В рыночной кутерьме желтеют пробковые солдатские шлемы, из современного английского платья торчат потные коричневые головы. Местные стараются приспособиться к привнесенным порядкам, европейцы — хоть как-то принять экзотичные традиции аборигенов. Где-то здесь бродит главный бард британского империализма, Редьярд Киплинг; где-то — еще можно найти отголоски походов Александра Македонского, который, в лучшем голливудском стиле, конечно же, был масон. Два жизнерадостных авантюриста, оставивших службу Ее Величества, Дэниел Древотт и Пичи Карнеган пытаются устроить экспедицию, чтобы силами британского оружия и смекалкой покорить таинственный Кафиристан, край, о котором только и известно, что там поклоняются 33 идолам. Дэниел и Пичи планируют стать 34-ым и 35-ым.
Великолепный актерский дуэт Коннери и Кейна, живописные гиндукушские виды, классическая приключенческая лента. В режиссерском кресле — легенда кинематографа Джон Хьюстон, человек хемингуэевского склада. (Его причесанный образ вы можете увидеть в «White Hunter Black Heart» Иствуда.) В основе постановки ранний рассказ Киплинга с постоянным для его творчества посланием: метрополии должно управлять туземцами, но ей не следует лезть в их уклад. (Сам текст легко находится в Сети, но только в дореволюционном издании… в переводе с индийского языка.) Хьюстон удачно раздвигает рамки оригинала: усиливает участие писателя в действии (замечательная роль Кристофера Пламмера), создает правдоподобную атмосферу эпохи. Противоречивое имперство Киплинга в сочетании с мужеским характером режиссера и осознанием исторического итога колониальной экспансии выдают сложную тональность, где превосходство белого человека сплетается с англосаксонской отвагой и тоской по утраченному величию. И пусть эта тональность уходит глубоко в бэкграунд, выпуская на передний план сюжетные перипетии, именно она в большей степени и определяет ленту. А сцена, в которой упитанный индиец в костюме-тройке и тюрбане под взглядами двух джентльменов самым неприятным образом поедает арбуз, — так и вовсе одна из лучших иллюстраций колониального мира в кинематографе.
Сегодняшнему зрителю трудно оценить имперские амбиции Великобритании, тяжело понять тоску по их утрате. Английский политический деятель того периода Сесил Родс писал: Как жаль, что мы не можем добраться до звёзд, сияющих над нами в ночном небе! Я бы аннексировал планеты, если б смог; я часто думаю об этом. Мне грустно видеть их такими ясными и вместе с тем такими далёкими. Высокая поэзия этих строк безусловна. Картина Хьюстона также по-своему поэтична, однако легшая в ее основу история со временем воспринимается иначе. Эта характерная киплинговская притча спустя без малого век превратилась в щемящее напоминание о славных днях, когда над Империей как ни старалось не могло зайти солнце, а джентльмен к востоку от Суэца вопреки всему оставался джентльменом.
Whatever happens, we have got // The Maxim gun, and they have not. Колониальная Индия, притягательная и опасная, место сращения цивилизаций. В рыночной кутерьме желтеют пробковые солдатские шлемы, из современного английского платья торчат потные коричневые головы. Местные стараются приспособиться к привнесенным порядкам, европейцы — хоть как-то принять экзотичные традиции аборигенов. Где-то здесь бродит главный бард британского империализма, Редьярд Киплинг; где-то — еще можно найти отголоски походов Александра Македонского, который, в лучше