В середине 90-х в американском кино стало слишком много героев, спасающих весь мир от очередной катастрофы. Но, очевидно, мужская часть звездного населения Голливуда в середине 90-х всё же утомилась жанром боевика. Джон Траволта, например, вдоволь настрелявшись, и наглотавшись пуль, вот уже в третей картине играет абсолютно мирных, и даже лирических героев, выращивает капусту, и как прилежный фермер бережет ее от кроликов. Мэл Гибсон, перестав любоваться перед зеркалом своим шотландскими мечем и юбкой, оставшимися после съемок «Отважного сердца», листая Толстого, пьет чай из самовара и монтирует «Анну Каренину». А три самых больших голливудских драчуна наконец-то решили питаться с толком, с чувством, с расстановкой — в собственных ресторанах, а за одно увековечить рецепт оладушек мамы Арнольда Шварценеггера. А вот Робин Уильямс, кто никогда не дрался на экране, но кто уже успел привыкнуть к фантастическим приключениям своих героев, вдруг оказался перед камерой один. Один, без помощи компьютерной графики, и всех прочих технических премудростей.
Огромное тело, в пижаме в нарисованных сапогах, бухается между родителями. Ребенку приснился страшный сон: «Можно я посплю с вами?» — «Да, конечно, сынок.» Папа остается без одеяла. Оба родителя погрустнели, с сожалением переглянулись, и попытались заснуть под сочный храп своего дитятки.
Последний герой Робина Уильямса не попадает ни в собственное детство, ни в другое измерение, ни в какие другие мистические переделки. Вокруг него происходит самая обыкновенная жизнь. Нет, ну конечно, как только Джек с некоторым опозданием пошел в школу, на него показывали пальцем, и по началу обзывали «уродом». Но затем, выдержав все проверочки и каверзы его десятилетних одноклассников, он невольно становится их лидером. Он становится классным парнем, и лучшим другом Луиса. В фактическом изложении такая история, как мы видим, проста и типична для кино, и повторяется во многих сериалах для подростков.
Но Фрэнсис Форд Коппола в то время ещё снимал сериалов и слишком простые и типичные истории. Главный герой Джек сам по себе уже необыкновенен на всю свою жизнь. Потому что он родился в тот момент, когда его еще не ждала даже мама — на третий месяц ее беременности. Глядя на легкую лихорадку новоиспеченных родителей, и приятно удивленных своим открытием врачей, кажется, что такая завязка сюжета обещает необычную кульминацию картины, или финал с каким-нибудь чудом. Но, нет. Беда не приходит одна. А чудо может свалиться как снег на голову кому угодно, и оказаться единственно возможным, непоправимым.
Робин Уильямс уже привычно связывается в памяти с детьми, прежде всего по фильмам «Хук»(«Крюк», 1991 г., Стивен Спилберг) и «Джуманджи». Из актеров он, один из немногих, кто не боялся видеть детей своими партнерами, и не думал о том, что окажется переигранным их искренностью веры в играемое. В фильме «Джек», Коппола не только сделал детей основными партнерами Уильямса, но и наградил актера чудовищно сложной задачей — быть их ровесником, 10-летним ребенком, и при этом не выглядеть на свои сорок. Быть, а не убеждать их в том, что каким он был, таким и остался, как это случилось с его персонажем в картине «Хук». Изловчиться, и дотянуть до детской органичности и естественности, а не зависнуть где-то между притворной наивностью и умственной отсталостью своего персонажа.
В киновоплощении подобных историй трудно обойтись без приемов комедии смешных положений. Ни секунды не противясь очевидности жанра будущей картины, Коппола впоследствии всегда выходит за его рамки. И его «Джек» — не слезливая лирическая комедия о человеке, жизнь которого по определению врачей протекает в четыре раза быстрее, чем у всех обыкновенных людей. Этот фильм заставляет думать, а не умиляться и сочувствовать. Помимо непосредственного вхождения в круг современных подростков, в мир их взаимоотношений и увлечений, что и составляет основу повествования, картина заставляет взглянуть на мир взрослых так, как кажется, еще никто не догадывался — изнутри, но не искушенным взглядом взрослого, а не ведающими ни поражений, ни страха детскими глазами.
Оказавшись в кафе, Джек попадает в мир чужих, незнакомых ему взрослых. Но при этом он остается инкогнито, ведь выглядит он также как и они. У него те же морщинки, та же щетина, и волосы на руках и ногах, что и у всех мужчин. А ростом он даже выше многих из них. И на лбу уже появились залысины, как у его учителя, но он закрашивает их маминой косметикой. Пробует виски — боже мой, какая гадость! Молчаливо выслушивает человека приблизительно его же визуального возраста. — Не женат?!. Везучий. А меня моя выгнала… — И все остальные слова обыкновенного, заурядного человека, словно волны грязного и холодного моря начинают глухо разбиваться о ту внимательность, с которой его слушает 10(40)-летний Джек.
Случайному знакомому, или попутчику можно рассказать все. Потому что твердо знаешь, что завтра рассказанная тобою история уедет в одну сторону, а ты сам — в другую. А высказанное, может быть, даст свои плоды и хоть что-нибудь станет ясно и понятно. Но ведь незнакомец и не подозревает, что перед ним всего лишь десятилетний ребенок! В картине происходит то, что в жизни, вероятно, невозможно. Вернее, возможно только на 10—15%.
Неподдельное внимание Джека, но и его невозможность принять хотя бы внешнее участие в проблемах «больших людей», невольно обостряют зрительское внимание к тому, ЧТО он видит и ощущает, находясь среди взрослых. Он всего лишь разглядывает их лица, прически, вслушивается в их интонации, а мы, зрители, оказываемся каким-то подставным лицом, и вместо этого мальчика с обликом мужчины невольно становимся адресатом их слов. А под ними мы замечаем то, что Джеку пока неведомо — не сложившаяся жизнь и одиночество.
Чуда больше не происходит. А то, которое произошло с Джеком и его родителями, становится печальной неотвратимостью. Он стареет. И никто не в силах замедлить ход его настолько быстротечной жизни, что после церемонии окончания школы в праздничную машину вместе с семнадцатилетними парнями садится их лучший друг и кумир всей школы — седой старик. Финал фильма, разумеется, не лишенный американского пафоса, все-таки имеет скромный, но внятный эффект притчи. Говорят, когда звезда падает, то горит особенно ярко. А другие звезды глядят на нее с изумлением.
В середине 90-х в американском кино стало слишком много героев, спасающих весь мир от очередной катастрофы. Но, очевидно, мужская часть звездного населения Голливуда в середине 90-х всё же утомилась жанром боевика. Джон Траволта, например, вдоволь настрелявшись, и наглотавшись пуль, вот уже в третей картине играет абсолютно мирных, и даже лирических героев, выращивает капусту, и как прилежный фермер бережет ее от кроликов. Мэл Гибсон, перестав любоваться перед зеркалом своим шотландскими мечем и юбкой, оставшимися после съемок «Отважного сердца