Эйзенштейн в Гуанахуато. Все комментарии

Что смотреть на фестивале прежде всего? Это главный вопрос. Все тысячи фильмов посмотреть не удастся и за всю жизнь. Надо выбирать. И все в один голос сразу говорили, что фильм Гринуэя Питера, смотреть обязательно. Говорили, что Гринуэй долго сидел в архивах и совершил открытие мирового значения. Эйзенштейн был гомосексуалистом. Информация переполняла фестивальные кулисы. Гомосексуалистом был и ассистент нашего Эйзенштейна. — Александров. Кто-то принес в пресс-центр книгу с порнографическими рисунками Эйзенштейна. Кто-то вспоминал Клейна, котор...ый издал об этом книгу и опубликовал письмо Эйзенштейна с некими туманными откровенностями. И вот я в зале, наконец, все осуществилось, что у меня бывает крайне редко. Все позади, я сижу на удобном месте и смотрю. Смотрю в числе первых счастливцев самого изысканного, непредсказуемого, скандального Гринуэя. И вот на экране очень похожий на оригинал Эйзенштейн (Алан Дель Кастилло). Сергей в белом костюме с огромной копной кудрявых волос. Первое что он делает гостинице, еще до того, как из номера разошлись люди, раздевается догола. Интересная находка! Вокруг снуют люди, прислуга, рассовывают колоссальный кинематографический багаж по углам и шкафам. А в центре этого голый мастер. Причем камера стремится показать нам не самого мастера, а именно его член и успешно добивается этого. Член у Алана Дель Кастилло маленький, небритый, яйца сморщенные. Не очень понимаю значение этого плана, но приходится долго рассматривать. Что интересно Гринуэю должно быть интересно и его поклонникам. Потом показывают зад. Зад круглый, упитанный и волосатый. Покорно рассматриваю и зад. Время более чем достаточно. Зад Эйзенштейна. Мне кажется это креативно и концептуально, но наслаждаться этим зрелищем нам долго не дают. Хорошего понемногу. И на этом обескураживающем начале стремительно развивается биографический план, как из пулемета нам докладывают всю биографию режиссера, снабженную целыми очередями из его знаменитых фильмов. А потом опять зад. «Броненосец Потемкин», — зад. «Октябрь» — писька. «Стачка» — голый Эйзенштейн на среднем плане. И так далее. Опарыши в мясе — тут лицо актера крупно. Мухи. (неизвестно как прилетевшие сюда из России) и тут режиссер уже в душе, который не работает. Сопровождающий по Гадуахамо — смазливый красавчик с сексуальными усиками. Паломино. Он, тоже как из пулемета, сыплет рассказом о достопримечательностях города. Музей мертвых, музей мумий.. и так далее. Потом Эйзенштейн оказывается все-таки в одиночестве. Он идет по городу, забредает в какой-то туннель. Тут испокон веков добывали серебро и другие прекрасные металлы. Оказавшись на свободе, Эйзенштейн опять раздевается. Моет свой зад под струей сточной воды и его начинает тошнить. Блевотина крупным планом. Тошнит бедного долго. Он весь перемазался в блевотине. Что интересно Гринуэю, должно быть и нам интересно. Не так ли? Тут следует монолог о запорах. Оказывается, в России Эйзенштейн по неделе не мог сходить посрать. Интересная подробность. Наверняка, именно из-за этого Гринуэй годами пропадал в архивах. Наконец истина найдена. Найдена причина гениальности — это запоры! Интересно узнать, что заставляет самого Гринуэя снимать его красочные фильмы? Может быть.. чесотка? Глисты! Точно! Аскариды чешут его аннус не дают сидеть на месте, всё зудит, и он начинает снимать. Наконец, мы доходим до главных, кульминационных сцен фильма. Это аннус крупным планом в который на целен х.. — Каньедо Паломино (Райно Ранта). Акт содомии длится долго во всех подробностях. Но при этом нам не дают насладиться горячим дыханием, оргазмом, во время акта по-прежнему, как из пулемета несется текст. Опять на нас вываливают кучу ненужной, надоедливой, глупейшей информации о Голливуде, о Сталине, Чарли Чаплине, об американском спонсоре фильма «Да здравствует Мексика!», писателе Эптономе Синклере. - Зачем ты мне все это говоришь, когда твой член находится в моем заду? — резонно замечает Эйзенштейн. Тогда красавчик Паломино примолкает и принимается за дело жестче. Этот акт нам представлен во всех технических подробностях. И как использовать масло, и что делать при кровотечении. Оказывается, кровотечение неопасно и заживают ранки очень быстро. Обучающий момент фильма использован со всеми возможными нюансами этого трудного дела — проникновения в зад. Эйзенштейн приехал снимать кино в Мексику. И снял кино, и снял километры пленки. Этого мы в фильме не увидим. Зато мы увидим, как любит Эйзенштейн свои ботинки, как любит, чтобы их чистили молодые мексиканские чистильщики. Он даже кладет свои начищенные ботики под подушку. А потом, когда он уже познал все прелести свободного мира, бросает ботинки с высоченной стены. В красоте кадров не откажешь Питеру. Только все они совершенно не нужны. Вскоре нам опять предстоит увидеть, как блюет режиссёр. На это раз акт блевания происходит не на улице, не в луже, а прямо в спальне, прямо в кровати, и блевотину аккуратно собирают в большой золотой кубок. Ну, все же гений блюет, не кто-нибудь. Знаменательно и символично, что акт содомии происходит в праздник Октября. В годовщину революции и в ознаменование победы революции, в попку режиссера Паломино втыкает красное знамя. Знаменательно и то, что пресс-показ фильма состоялся в Москве 26 июня 2015 года. Как раз в тот день, когда Америка приняла закон о регистрации однополых браков. Запас приемов иссякает, главное уже сказано. А деньги остались, и метраж надо заполнить, и Питер может от безысходности, начинает кружить камерой вокруг героев. Наверное минут 10 происходит этот головокружительный трюк. Во время которого, как из пулемета льются ничего не значащие речи, вложенные в уста актеров. Но и кружить надоедает. Тогда р Гринуэй уже ставит камеру на рельсы и едет. И за движением камеры поспевают актеры, все так же неумолчно о чем то говорящий, пересаживаются со столика на столик пустого ресторана. Что еще интересного мне рассказать? Конечно, смысл фильма в том, что Эйзенштейн «совок» и только тут он понял все прелести западного образа жизни, вкусил все ценности свободы. В этом плане, Гринуэй оказался просто невежей. Сексуальная революция произошла в России в 20-х годах. Шествия голых партийных работников, во главе с Кларой Цеткин — «Долой стыд», теория «стакана воды». До всего этого западу семь верст и все лесом. Не представляю Ангеле Меркиль идущей по улицам Берлина в трусиках с плакатом в руках. А у нас было… Ничему новому запад не способен научить «совков». О любви мужчин в Советской России успели снять даже и несколько фильмов. Гринуэю это конечно неизвестно. Он остается в плену своих убогих евроцентристских представлений. Теперь следует ожидать фильмов о гомосексуалисте Маяковском, Есенине… и далее по списку дойдем до Ленина и Сталина.Скрыть

Одним из основополагающих идеологических базисов всего мифо-, и кинотворчества Питера Гринуэя является тема взаимоотношений Художника с окружающим его миром, с самим собой и с искусством, в конце концов, не говоря уже о том, что Гринуэй в тех своих кинокартинах, посвященных постоянному созидательному процессу взаимодействия и взаимодополнения искусства как такового, существующего в экзистенциалистском лабиринте, на первый план выдвигал и образ самого Художника, переменчивый со временем. При этом изобретенный Гринуэем киноязык был многофактурен ...и многослоен, тяжеловесен и монолитен. Использование интертекстов и смешивание сугубо литературных элементов — слов, отдельных фраз, целых массивов текста для замены привычной классической формы нарратива, кино как книга, текст как изображение(слова самого Гринуэя) — это было успешно им проделано и в «Дневнике подушки», и в «Книгах Просперо», и в цикле о Тульсе Люпере, где в особенности авторская концептуальность достигла своего пика. Не менее примечательно и то, как Гринуэй, в котором от визуализатора-живописца всегда было намного больше, чем от самого кинематографиста, стремится к оживлению живописных полотен, с неистовым эстетизмом, но не барочным формализмом реконструируя полотна времен Классицизма в «Контракте рисовальщика», повторяя стиль Рембрандта в «Тайнах „Ночного дозора“ и витиевато перенося форму гравюр Гольциуса в „Гольциусе и Пеликаньей компании“». Впрочем, суммировать все изыскания истинного мультиинструменталиста Гринуэя в единое целое практически невозможно, и ограничиваться лишь только темой кинематографа нереально, ибо сам Творец, хоть и считает, что кино мертво и требует возвращения к своему первобытному состоянию, однако в своей последней по счету крупной режиссерской работе, фильме «Эйзенштейн в Гуанахуато» 2015 года, представленном в рамках Берлинале и ставшем первой частью из дилогии об Эйзенштейне(вторая — «Рукопожатие Эйзенштейна» выйдет годом позже), обратил свой пристальный взор именно на кинематограф и на одного из его главных революционеров — Сергея Эйзенштейна, взяв за основу фабулы своего фильма общеизвестный факт о продолжительном заграничном путешествии не только Эйзенштейна, но и Григория Александрова вместе с оператором Тиссе за новыми идеями и формами. Однако Гринуэй субъективно обрезает большую часть заграничной истории Эйзенштейна, ограничив пространство сюжета лишь пребыванием режиссера в Мексике, в неслучайном Гуанахуато, где в 1931 году он работал над документальным фильмом «Да здравствует Мексика!». Причем сам мексиканский город Гуанахуато, издавна прослывший местом мистическим, является даже в большей степени настоящим героем картины, чем Эйзенштейн и его окружение. Это то самое место силы, магический питательный и витальный источник, где кажется сосуществуют в едином танце Жизнь и Смерть, нерушимые традиции и дух революционного брожения, древнее и новое. Гринуэй в буквальном смысле превращает Гуанахуато в город-сон и город-карнавал, город как средоточие собственной авторской философии, следующей по течению мысли самого Эйзенштейна. Камера выхватывает почти все достопримечательности Гуанахуато, делая фильм эдаким путеводителем по миру одного из самых ярких мексиканских городов — помимо Музея мумий в кадр попадает El Callejon del Beso, уютно зарифмовывая в рамках одного города темы Эроса-Танатоса, визуальная палитра картины все больше напоминает полотна Диего Риверы, музей которого тоже сверкнет в фильме буквально на секунду, а улочки, переулочки, площади и лабиринты тупиков сделают этот город чем-то потусторонним и столь похожим на многогранную личность самого Эйзенштейна. В картину с самого начала вторгается дух комедии дель арте, а реальным историческим персоналиям большей частью отводится роль воплощенных гринуэеевских метафор Человека Искусства, узже — Человека Кинематографа, который сам Гринуэй в своей картине не столько переизобретает заново, с чистого листа, сколь следует формализированно, дерзки и почти по-постмодернистски самим изысканиям поголубевшего Эйзенштейна(сомнительный факт нетрадиционности ориентации выдающегося русского мастера выдвинут на первый план, и в этом смысле «Эйзенштейн в Гуанахуато» сроднился с прошедшей крайне незаметно «Жизнью» Корбайна о Джеймсе Дине, тоже между тем с голубыми 50 оттенками). Вот на экране оживают рисунки Эйзенштейна, раскованная рисованная анимация моментами становится важнее самого фильма, ибо именно там, среди мультипликационных вставок живет истинная идея ленты; мультиэкранное деление становится слишком типическим и чересчур нарочитым, даже уже по-гринуэевски навязчивым, а прямых цитат из фильмов самого Эйзенштейна оказывается вполне достаточно, чтобы фильм оказался самым доступным из всего, что когда-либо снимал Гринуэй при всем многоцветье происходящего на экране — форма не давит своим весом содержание, а кинематографическое наполнение не производит впечатление свалки, неряшливости. Каждый эпизод и мизансцена четко просчитаны. В этих даже барочных излишествах, в эксцентричной пляске камеры, в пестроцветье и китчевости в то время, как конспирологические ребусы в ленте отсутстуют совсем, видится даже стремление Гринуэя уйти от тяжеловесности своих предыщущих работ, и прийти так или иначе к закономерной простоте изъяснения. К большей что ли прозрачности действия, в котором ныне царствует дух празднества и карнавала. Бесспорно, «Эйзенштейн в Гуанахуато» — это кино, полное лирических отступлений, размышлений вне заданной фабулы, существующей подчас бессистемно и бессюжетно, ярких эротических экзерсисов, один из которых разом уделывает «Калигулу» с «Волком с Уолл Стрит», но по факту выясняется, что из треугольника знаковой для Гринуэя темы Искусство-Любовь-Смерть именно последнее в картине было убрано напрочь, оставшись лишь на уровне намеков. Никто в картине не умирает, не гниет заживо, не жертвует собой во имя высших целей, а мумии остаются не более чем экзотическим дополнением к биографическому эпизоду самого Эйзенштейна. Искусство и Любовь(то, как ее понимает Гринуэй, естественно) побеждают все, как и извечная тяга человека к знаниям, к поиску самого себя, к новому пониманию целей искусства как такового. Эйзенштейн в прочтении Гринуэя лишен своей полумифической сущности, а представлен скорее обычным человеком, чей неограниченный талант все еще пребывает в брожении. И любовь для него кажется намного важнее, чем политическая целесообразность, чем даже желание создать нечто вне привычных для себя рамок. Режиссер обнажает не столько свою душу в картине, сколь тело, и Гринуэй с практически фетишистским удовольствием любуется голым Эйзентейном, попутно вкладывая ему в уста мысли о сущности человеческого бытия, о любви, о кино, о смерти и сексе. Вообще, обнаженное мужское тело в картинах Гринуэя всегда было чем-то большим, чем просто пикантным элементом. Полное обнажение по сути означает возвращение к истокам, к первобытности, так отчего бы не обнажить телеса того, кто сам привнес в кинематограф не только теорию, ставшую катехизисом, но и практику? Став по сути кинематографическим Адамом(Евы остались на периферии истории), которого, впрочем, изгнали из кинематографического Рая за правду и излишнюю своевременность deux ex Machina и deux ex Сensura, пришедшие на смену богам художественности.Скрыть

Известный русский режиссер Сергей Эйзенштейн приезжает в солнечную Мексику для того, что б снять свой новый фильм. Посмотреть страну, побольше узнать о ее обычаях и традициях, а также побывать в нахваленном Музее Мертвецов. Ну, по крайней мере он так всем и говорит. Но, каковы же истинные причины приезда знаменитого мэтра?? Что бы понять это, необходимо присмотреться поближе к самому нашему герою. Первое впечетление что Сергей не много «не в себе», он кажется простодушным, добрым и даже забавным, в чем то его повадки напоминают детские. Но так ...ли это? В первые же дни попадание в чужую страну с Сергеем происходит ряд конфузов. Что это? Случайные нелепые совпадения, или все таки тайное нутро режиссера рвется наружу. Сначала у него находят порнографические снимки, после его разгульное поведение, и уже мнение о добром Эйзенштейне режиссере начинают развеваться. Вскоре линия сюжета разворачивается таким образом, что оказывается гид и ассистент Сергея в Мексике Александров, имеющий жену и двоих детей, на самом деле гей. В последствии между ним и Сергеем стремительно начинают развиваться отношения. Каков будет их финал смотрите …Скрыть