Герберт Лютак — двуличный человек, мастер масок и мимикрии, для мира большого он привлекательный полицейский психолог, а для мира маленького, замкнутого в пределах трущоб и самых злачных, самых зловонных и опасных мест града итальянского — он коварный серийный убийца, регулярно отправляющий по курсу Второй Рим — Мир смерти молодых сексапильных девиц, которые не прочь смахнуть пыль со своих жарких и пламенных телес. Задолго до того, как в окрестностях Майами появился милашка Декстер со своим правильным кодексом, синьор Лютак жил двойной бесчестной жизнью копа днем, а жестокого маньяка — влажными темными ночами. Но не все коту масленица, а палачу виселица, и у нашего доморощенного Чикатило внезапно появился еще более развратный конкурент.
В итальянском кинематографе 60—70-х годов ХХ века, заново пересозданном демиургами неореализма, было всего лишь три по-настоящему прославленных режиссера, поставивших в своих творениях разных жанров и форм авторского самовыражения плотское в пику духовному, и перверсивность над прогрессивностью. Ими были тройной П, то есть Пьер Паоло Пазолини, давший ощутимый творческий толчок для Бертолуччи и Брейя, и куда как менее известные широкой публике (сегодня в особенности), не примкнувшие ни к кому и ни от кого не отпочковавшиеся, авторы «сами в себе» Альберто Каваллоне и Ренато Ползелли, преуспевшие на ниве ваяния экстремального и андеграундного кино, в котором эти режиссеры и переизобрели, и перелицовали очень многие привычные жанры, нарастив на весьма стандартизированный кинематографический скелет плоть радикализма и бескомпромиссности, иногда в ущерб качеству, но за то во имя авторского желания к шоку и шику. Вполне по заветам приснопамятного старца Герострата.
Картиной, благодаря которой Ренато Ползелли открылся зрителям заново после своего самого известного вампирского хоррора 1960 года «Возлюбленная вампира», стало, вероятно, одно из самых кровавых и наэлектризованных извращенным эротизмом джалло во всей истории этого жанра — фильм «Горячка» 1972 года, который лишь на первый беглый взгляд кажется весьма типическим и даже архетипическим творением, в котором все предсказуемо от начала и до конца. Чтя верно и преданно аки весталка первой девственности и второй свежести законы желтоперчаточного жанра, в котором должно быть много секса и еще больше — убийств, веселых и кровавых, интригуя не меньше, чем матрона клиентов в дорогущем борделе, выставляя наружу белые тела девиц самой трудной и самой древней в мире профессии после партайгеноссе пропаганды, и пряча черный нал в черное же кружевное белье запрещенной разновидности, Ползелли тем не менее предпочитает ставить зрителей в самые неудобные позы и нечеловеческие положения, создавая в своей ленте драматический конфликт между просто большим Злом и Злом адским и иноприродным. Ползелли не ищет легких путей, не желает следовать всем без исключения традициям джиалло, поскольку его с медицинской дотошностью интересует природа монстра, а в данном случае — двух монстров, для которых убить человека все равно что кокса снюхнуть, получив удовольствие от самого деяния, не раскаиваясь при этом. Ползелли исследует в своей картине природу безумия, толкающего обыкновенного на первый взгляд обитателя каменных джунглей на немыслимые и необъяснимые жестокости, заболевающего вмиг, но на самом-то деле очень продолжительно и вплоть до развития патологии, неизлечимой горячкой насилия, которое пьянит и сводит с ума.
Спутывая все крапленые карты традиционного детектива нетрадиционным сюрреализмом и диционным гипернатурализмом, Ползелли в «Горячке» добивается того, что зритель начинает как сопереживать Лютаку в его спортивном состязании на «слабо», заключающемся в том, кто больше натянет на потроха девственниц, так и поступательно подменяет реальность сном, а правду, какой бы она ни была горькой, чудовищной и ничтожной — вымыслом. В конце концов, финальный твист кажется не больше чем данью уважения жанру, чем монолитом авторской мысли, которая управляет с авторитаризмом дуче всей структурой картины, в которой любой вопрос кажется так и неотвеченным, а любой ответ — обманчивым. Горячка пожирает плоть и уничтожает душу, мелкие детали обретают высокую значимость. Маски сорваны, но там нет лица, потому что истинное Зло безлико и многолико, а неизлечимая зловещая болезнь израненной души передается по генам. От отца к сыну, от матери к дочери.
Герберт Лютак — двуличный человек, мастер масок и мимикрии, для мира большого он привлекательный полицейский психолог, а для мира маленького, замкнутого в пределах трущоб и самых злачных, самых зловонных и опасных мест града итальянского — он коварный серийный убийца, регулярно отправляющий по курсу Второй Рим — Мир смерти молодых сексапильных девиц, которые не прочь смахнуть пыль со своих жарких и пламенных телес. Задолго до того, как в окрестностях Майами появился милашка Декстер со своим правильным кодексом, синьор Лютак жил двойной бесчестн