Инсценировка

Один из ключевых фильмов Джона Джоста, снятый в один год с другим шедевром «Постель, в которой спишь». Он может напомнить по стилю «Криминальное чтиво» или же «Прирождённые убийцы», только все эти фильмы были сняты позже. Скорее «Инсценировка» дальнейшее развитие темы бунтарей-маргиналов, начатое Джостом ещё в «Последних песнях для медленного танца». Джон Джост эстетически всегда тяготел к Европе, оттого его стиль проще описать в контексте европейского кино. Можно сказать, что Джост вобрал в себя киноманский формализм Жан-Люка Год...ара, социальную критику Райнера Вернера Фассбиндера и экзисцентициализм Вима Вендерса. Хотя порой проглядывает влияние Ингмара Бергмана, для кинематографа которого тоже характерна исповедальность героев, концентрация на человеческой душе. В то же время в ряду американских гуру независимого кино, таких как Тарантино, Родригес, Джармуш Джост выглядит белой вороной и не только потому что старше каждого из них и повидал в жизни не меньше, чем Максим Горький, но и потому, что для кинематографа Джоста совсем не характерен постмодернизм. Даже когда он откровенно потешается над Дэвидом Линчем, перенося действие своего шедевра «Постель, в которой спишь» как бы на задворки Твин Пикса, где лесопилке досаждают защитники сов, а главный герой откровенно назван Рэем Уайзом, в этом не видится постмодернистский эпатаж. Скорее постановщик напоминает, что главное всегда человек, а потому в «Инсценировке» многочисленные формальные изыски, как то полиэкран, эксперименты с цветом, обычные для Джоста многократные экспозиции, не заслоняют драму очередных неприкаянных героев, напрасно прожигающих свои жизни где-то на задворках Америки. Если в «Последних песнях для медленного танца» Джост снимал романтический флёр с героев-бунтарей, которых довольно прославили такие авторы, как Артур Пенн и Деннис Хоппер, то уже в иную эпоху те же самые персонажи, ставшие позднее объектами забав гениального ребёнка Тарантино, а до того украшавшие деконструктивные фильмы Джармуша и братьев Коэн, достойны, по мнению Джоста, человеческого изображения, и если, к примеру, Рикки Ли знал, на что шёл, то Бетт-Энн кажется невольной жертвой, заложницей любви к плохому мальчишке. «Ещё любить меня за то, что я умру», писала когда-то Марина Цветаева. Вот и Джост делает очередных прирождённых убийц героями трагедии, где слово fine впервые наделяется онтологическим смыслом, означающим конец бытия конкретных людей. И миллиарды песчинок уже готовы скрыть человеческое лицо, а голос Бетт-Энн, доносящийся как бы извне, скоро навсегда замолкнет, ведь не зря Лючио Фульчи назвал порог смерти вратами безмолвия. И верно выбранный жанр — road movie — лишь подчёркивает конечный путь всех людей — ничто. И это ничто пугает намного больше, чем тяжесть совершённых героями преступлений. 10 из 10Скрыть