Когда я стану великаном. Все комментарии

Ещё один прекрасный советский фильм — про школу, дружбу, благородство, соперничество, первую любовь… Главный герой — Петя Копейкин, маленького роста, на вид обычный подросток-«хулиган». Но как часто внешность бывает обманчива! Урок литературы. Появилась новая учительница, и оказывается, что никто не подготовил домашнее задание. И вдруг… Выходит к доске этот «хулиган» и начинает с помощью «Курочки Рябы» рассуждать о художественных особенностях различных стилей. Парк. Встречаются одноклассник и одноклассница, друг и подруга (а может быть..., не только подруга?). И о чём разговор? Маша Горошкина просит Петю, чтобы он помог ей познакомиться с понравившимся парнем из другого класса. И что же? А ведь он помогает — и ей, и тому счастливчику, даже сочиняет стихи, чтобы он выдал их за свои собственные. Поразительное великодушие! (Не «я», но «она» в центре внимания…) Как часто влюблённые слепы и не видят того, что на самом деле происходит, кто достоин любви, а кто просто так! Однако, к счастью, всё становится на свои места… Невозможно пройти мимо последней сцены — у лифта, с булками. Это, на мой взгляд, просто чудо. Петя и Маша, Копейкин и Горошкина… Он в кабине, она на лестнице. И ни слова. Только глаза и улыбка… Зачем и слова, когда такие взгляды! Фильм понравился очень. Как всё это созвучно! Ведь у каждого есть сокровенные уголки сердца и памяти, в которых навеки хранится великое — первая любовь… 10 из 10Скрыть

Фильм обязателен для показа детям/подросткам от 10 лет и старше. Это один из лучших проводников в мир поэзии, в мир влюбленности, в мир прекрасной сложности «взрослых чувств» — в мир растущей и пытающейся узнать себя человеческой души. Смотреть этот фильм надо глазами детей и подростков — взглядом, которым руководят сильнейшие, но пока еще слабодифференцированные чувства — чувства сверхэгоистичные и жертвенные; фантастически слепые и настолько прозорливые, что прокладывающие путь для всей дальней жизни; жестоко-манипулятивные и одновременно абс...олютно нерасчетливые… Нужно отбросить все истории про съемки фильма и погрузиться в мир на экране. Нет никакого смысла обсуждать ни обстоятельства создания фильма, ни подбор и качество актеров, ни тем более их дальнейшие судьбы/морально-политические взгляды — режиссура и актеры в фильме ровно настолько хороши, чтобы быть неуродующим стеклом в смутном окне истории душ. Будем смотреть прямо и наивно. Будем смотреть всем тем, что в нас осталось/что мы еще помним о себе — тех, кто когда-то ходил в школу — место, что тогда казалось самой большой и важной частью из вообще существующего мира и что теперь кажется таким маленьким его закутком. Впрочем, теперь, есть подозрение, всё, что мы — «взрослые» — можем увидеть в нашем и чужом детстве — будет лишь реконструкцией по немногим оставшимся черепкам навсегда ушедшего мира — т. е. будет лишь нашей фантазией о прошлом. *** Быть ребенком легко. Времени много — очень много. Ты бежишь и тебе интересно куда бежишь. Ты разговариваешь и тебе очень интересно, о чем ты разговариваешь. Ты мечтаешь и твои мечтания это самое важное, что сейчас с тобой может происходить. Ты скучаешь и эта скука так сильна, что заставляет тебя ходить по потолку… мгновение и ты уже забыл, что это такое «скука» — ты бежишь, ты болтаешь, ты мечтаешь… Быть поэтом легко. Весь мир вокруг — он твой. Он только и ждет, чтобы ты, именно ты, про него сказал. И все должны услышать это твоё слово и раскрыть рот. Самое важное, что только происходит — происходит здесь и сейчас у тебя в душе и все должны прекратить заниматься ерундой, должны не мешать — должны дождаться, чтобы услышать и стать счастливыми от тех слов, что рождаются у тебя в душе. Быть другом легко. У него есть дело к тебе и ты бросаешь все и его дело становиться твоим. У тебя есть идея и ты бежишь, выдергиваешь друга из его дурацких, совсем ненужных сейчас ему занятий, и вы уже вместе бежите, хватаете, обсуждаете и начинаете делать эту идею. Вы рядом — и темы для разговоров есть всегда — вы даже не знаете, что это такое — темы для разговоров — вам просто всегда есть, что обсудить — очень много есть, что обсудить — лишь бы эти дурацкие «обязанности» не прервали вас… …А потом время берет тебя за шкирку и начинает вытягивать тебя из детства. И ты понимаешь, что смотрел и не видел, что говорил и не произносил ничего своего, что был рядом с кем-то и не понимал, что рядом был другой, а не копия тебя. Ты начинаешь становиться человеком — тем, кто обречен на возможность быть отчужденным, неудачливым, одиноким… Ты можешь спрятаться в игру в «справедливость». Но это лишь выходки человечка, который отказывается признать, что люди могут быть разными и внутри большинства из них намешаны отнюдь не геройские порывы, что червоточинки в их душах не означают, что они должны быть приговорены навсегда и что они не могут жить с ними, бороться с ними и даже «приносить пользу»… Ты можешь спрятаться в игру «в любовь». Но ты не знаешь, что это. Это для тебя лишь слова из книжек. Ты видишь во внезапно выросшей девчонке не юную женщину, а друга по детским играм, друга по разговорам, друга, с которым можно заняться чем угодно и будет всегда весело. Ты не видишь, что «просто веселье» — это уже навсегда не из её мира. А её мир это — ожидания, надежды, страхи, влечение, жар и холод, страдание, разочарование, боль, слезы, эйфория, восторг, ужас, потери… Ты не ревнуешь, ведь ты еще не знаешь что это — тебе «просто» жутко обидно, что все не может быть как раньше. Твой мир трещит по швам, но он еще может быть прежним, ты еще здесь — в детстве, а она уже нет — она уже другая. Она еще помнит, что было все очень просто — ей очень хочется назад в тепло солнечного утра, но её, помимо её воли вынесло уже на простор жаркого дня. Она даже может отказаться от «неудачного предмета любви» — того, к которому её влекло и кто не давал заснуть, но это не вернет её назад. Её тащит в новый мир. Может быть в этот её мир вынесет и прежнего друга детства и тогда они сплетутся в новое одно, но он для этого должен стать другим, так же как она уже стала другой… А пока «юный поэт» цепляется за свой прежний уходящий мир. За своих поклонников, которым от него нужен уже не он как он, как это было прежде, а нужна выгода. Он, «с его чуткой душой», вдруг замечает то зло, что творится и что сам творит… замечает несчастье взрослых не патетическим горем, а обыденным ежедневным несчастьем — и это для него новое. Он еще может своей выходкой что-то поменять, но лишь на миг — одинокие останутся одинокими, лживые лживыми, несчастные несчастными… Быть взрослым значит быть (иметь возможность быть) отстраненным от всего в том числе и от себя — это ужас, но это и шанс увидеть ситуацию, в которой ты разыгрываешь какую-то роль, «со стороны» — шанс не совершить зло в состоянии «искреннего порыва» — не причинить боль своей слепотой «наивного ребенка». Ты «дарил» свои стихи «сопернику» потому, что он был не соперник — а товарищ «по игре в любовь» и хороший шанс проверить действенность единственного, что для тебя как поэта ценно (и в этом ты уже стал взрослым) — того, что действительно ты Сам — твоих творений — твоих стихов. Когда же ты первый раз в своей жизни разглядел, что твоё «благородство» принесло всем боль — ты сел в лифт с одной кнопкой — вверх — во взрослую жизнь — прочь от вечности детства — прочь в обреченную судьбу всех людей на дереве мира — созреть, быть одному, сорваться вниз и умереть — судьбу с ежесекундными мечтами о другом…Скрыть