Конгресс. Все комментарии

О сюжете. Сюжет фильма не простой. С первого просмотра можно и не понять, я и сам не понял его через час просмотра, однако все больше начинаешь понимать к концу фильма. Именно к концу, ибо начальная часть фильма, до мультипликации, вполне понятна и особого интереса не вызывает (похожа на обычную историю актрисы), однако и там есть детали, которые будут важным элементом сюжета в конце фильма. Через 20 лет, когда актриса решает посетить Мирамакс и вдохнет порошок, полученный у пограничника, начинается самое невероятное. Параллельная реально...сть Вокруг все начинает плыть, всё меняться. Героиня себя уже ощущает немного по другому, окружающих так же воспринимает по другому, так, как ей подсказывает ее сознание, а не как есть на самом деле. Вокруг нее простирается реальный мир, который ее мозг показывает ей совсем по другому. Она начинает узнавать об этом мире все больше и больше, но в конце концов, она всем сердцем желает найти ее сына, которого она оставила когда то давно. Встреча с персонажем, который в реальности был аниматором и узнавал о ней информацию, стала важным событием в ее понимании происходящего, после чего она решает вернуться из параллельного мира, который ей рисовало ее сознание (под действием порошка), в реальный, который воспринимался обычными людьми несколько лет назад. Возвращение в реальность Самое печальное наступает, когда героиня возвращается в реальный мир и видит разницу, какая она в реальном мире, и какая в том, какой рисовало ей её сознание под действием порошка. Реальный мир не такой интересный, как тот, в котором она была, а ведь как хочется туда вернуться и забыть о текущих проблемах… Послесловие Над чем стоит задуматься, так это над реальной проблемой ухода от реального мира. У многих людей есть депрессия и каждый борется с ней по разному. Кто-то бежит на стадион сгонять ее прочь, кто-то пьет таблетки, кто-то заливает её алкоголем, кто-то пытается заменить ее новыми ощущениями… Но смысл в том, что физически, ты всегда будешь в реальном мире, и все твои достижения и действия, несомненно отразятся на реальном тебе. Вымышленные миры (компьютерные игры, всякие наркотики, позволяющие тебе очутиться в «другом мире») смогут помочь тебе отвлечься от реального мира, но они вряд ли смогут помочь тебе достичь чего то в реальном мире, а в вымышленном, никому твои достижения, кроме тебе самого, не нужны. Пока ты живешь в виртуальном мире, наслаждаясь красотками из компьютерных игр, расслабленным ощущением от принятия алкоголя или приема наркотиков, можно того же самого достичь в реальном мире — выйти на улицу, пойти на какое-нибудь мероприятие, где можно познакомиться с новыми людьми и улучшить свои коммуникативные качества, пойти в спортзал и, после тяжелой тренировки, ощущать расслабленность, лежа в теплой ванне, при этом понимая, что твое тело стало крепче, а ты — более увереннее. Однако проблема в том, что этого сложнее достичь в реальном мире, и проще получить сиюминутные ощущения в параллельном. 8 из 10Скрыть

Я обратил внимание на этот фильм в первую очередь как на экранизацию Станислава Лема. Не могу сказать, что получил то, что ожидал, однако, фильм заставляет задуматься. С оригинальным текстом Лема режиссер обошелся бережно, но своенравно, переписав основной сюжет под других героев. Исполнительница главной роли прекрасная Робин Райд, играет как бы саму себя. Этот смелый и интересный ход сильно освежил картину. Агенты и продюсеры давят на выходящую в тираж актрису, увядающую красотку, перечисляя фильмы её реальной фильмографии. Потухающей зве...зде предлагают последний в жизни контракт, кинокомпания хочет полностью выкупить все права на использование актрисы в своих будущих фильмах в качестве цифровой копии. Райд сначала глубоко оскорблена таким предложением, недоступная в таких условиях свобода выбора, кажется ей неприемлемым условием. Но оглянувшись вокруг, глядя на своих детей, на сына, что медленно теряет слух и зрение, она решает согласиться, закончить карьеру и посвятить себя детям. Через двадцать лет Робин Райд возвращается в кинокомпанию, ставшую к этому времени закрытой анимационной зоной, чтобы принять участие в Футурологическом Конгрессе и продлить свой договор со студией. Здесь зрителя поджидает тяжелый вход в многоступенчатый анимационный трип, который давит, не только визуально, но ещё и отсутствием логики. Большие смысловые куски оригинального текста просто выкинуты, от чего ощущение наркотического опьянение только усиливается. Все тонет в розовом тумане, расслаивается и вибрирует, одна картинка наползает на другую, сюжетные ниточки спутываются, зритель падает обессиленный, не сумев удержаться на гребне мощной психоделической волны. Если этот вполне уместный по смыслу эффект был запланирован режиссером, то можно сказать, что все получилось. Хотя порою возникают подозрение, что смысловой массив, который автор планировал втиснуть в хронометраж, в купе с психоделической анимацией дают слишком большую нагрузку на восприятие, что неминуемо идет в ущерб режиссуре. В анимационной реальности нет войны, борьбы и ненависти, все вольны выбирать себе аватаров на свой вкус. Цифровая копия Робин Райд снимается в целом конвейере третьесортных боевиков, вдохновляет миллионы, занимает высшую ступень на звездном пьедестале. В мире, где все хотят быть Робин Райт, сама Робин Райт счастья найти не может. Разрыв между реальностью и сном все менее ощутим, социум забывается в сладкой галлюцинации, пока кинокомпания набивает карманы. Рисованный мир ярко парадирует всю современную индустрию, особенно задевает проповедник галлюциногенного будущего с лицом Билла Гейтса и замашками Стива Джобса. На экране постоянно крутятся узнаваемые персонажи, карикатурно изображенные звезды шоу бизнеса, герои фильмов, образы, сошедшие с полотен мировой живописи. Интертекстуальное общество бурлит, наслаждаясь самим собой. Все счастливы в этой квазиреальности, лишенной телесности. И вдруг все сложные философские вопросы, которые могла бы поставить картина, разбиваются об стандартный сентиментальный нарратив. Мрачное предсказание величайшего из фантастов уже не раз становилось предметом осмысления в кино и не только. Братья Вачовски создали свою матрицу под впечатлением от этого текста. Но судя по всему общество, постепенно зарывающееся в виртуальность, вызванную наркотической приятностью, нам не грозит. Нам грозят куда более страшные вещи, поэтому картина Ари Фольмана выглядит приятно, но до конца понятной она может быть только бывалым психонавтам.Скрыть

Прозу Лема никогда не переносят на экран, — от неё отталкиваются. Тут и Тарковский, взявший одноимённый роман, чтобы сделать собственную философскую притчу «Солярис», и Содерберг, отснявший 95 минут, чтобы показать голую задницу Джорджа Клуни. Такова уж планида у произведений польского фантаста. Фольман берёт за основу «Футурологический конгресс», чтобы деметафоризировать понятие «империя грёз», воплотив его в реальность. Актриса, играющая стареющую актрису, на поверку оказывается полной творческих сил, и можно ясно представить — каким бы гн...етущим оказался запрет на профессию для живой и здравствующей Робин Райт, подвергнутой оцифровке. Это сильный сценарный ход — вызвать со-чувствие, и предложение принять соучастие в судьбе реального человека, а не литгероя. Харви Кейтель, Дэнни Хьюстон, произносящие достойные цитирования, яркие спичи; юный Коди Смит-МакФи, удостоверивший свою актёрскую состоятельность ещё в «Дороге»; мудрый Пол Джаматти. Кастинг безупречен. И каким влюблённым взглядом смотрит Фольман на свою героиню! Это просто поэма, посвящённая Робин Райт. И кто скажет, что она этого недостойна? Пролог обрывается прыжком сквозь потолок человеческих возможностей в анимационную зону Абрахам. Но это ещё относительно нормальный мир, со своими рамками и ограничениями. Настоящая психоделическая революция, о которой вещает глава «Мирамаунт Нагасаки» с сатанинским уклоном, — только грядёт. Полное освобождение от комплекса неполноценности, воплощение своей истинной сути в визуальный слепок, и функционирование в красочном мире вечного парадиза. Не к этому ли всегда двигалось человечество? И дело не в пресловутой виртуальности. От глотка пива до опиумной трубки, от сочинения хокку до неистового трудоголизма, — всё, так или иначе, служит идее развоплощения, перекодировки изначального образа. Сам успех технических/химических изысканий в этом русле — верное тому свидетельство. И кого удивит, что подавляющее большинство населения хлынуло в ворота Нового рая в фольмановском «Конгрессе»? Мечты, сбывающиеся в мгновение ока? Такой товар не залежится. Никакой 70-часовой рабочей недели, чтобы потом утопиться в бассейне алкогольного делирия, никаких героиновых ломок, даже никаких мук творчества? Простота достижения психоделической нирваны обескураживает. Ей, простоте, соответствует эстетика анимации 30-х годов. Именно так. В этом парадизе может быть только такой — чёткий рисунок. Символично и местопребывание оставшихся вне «химического шабаша» — над землёй. Что можно интерпретировать как оторванность от основной массы человечества, отщепенство. Революция произвела переворот в мышлении, и изгоями в обществе становятся не наркоманы, а «нормальные» люди, превратившиеся в обслугу для «грезящих». Рыбы, сначала — живые, аквариумные, в будущем остающиеся только на картине в кабинете доктора Баркера, — символ превращения мира в нарисованную картинку. Воздушный змей, что возносит героиню в мир «трезвенников», — прекрасный символ материнской любви, красной нитью проходящий через весь фильм. Нельзя не сказать о волшебной музыке, которая подчёркивает ирреальность происходящего. Мягкая, безнадрывная манера Фольмана располагает к размышлению. Он не ведётся на такие простые штуки, типа: заставить Робин взглянуть на своего возлюбленного «трезвым» взглядом, чтобы потом устроить из этого душещипательную драму. Нет. Он не судит, не навешивает ярлыков. Он понимает своих героев, и, устами мудрого доктора Баркера, говорит: «Выбор один. Ждать смерти здесь, или там.» Я неспроста в начале упомянул «Солярис» Тарковского. Решение Робин отсылает нас к решению Криса в финале у Андрея Арсеньевича. Отцы и дети. Мать и дитя, остающееся для неё ребёнком в любом возрасте. Человеческие чувства, побеждающие любую иллюзорность, даже если в ней приходится полностью раствориться. 8 из 10Скрыть

Довольно странная экранизация выдающегося произведения моего любимого польского писателя-фантаста. Возможно, в отрыве от романа смотрелась бы лучше. Однако, до полноценного шедевра картине помешал дойти тот факт, что автор так и не определился — будет ли это полноценная экранизация, или всё же фантазия на тему. До обеих этих крайностей фильм не дотягивает: как ни странно, слишком многое выкинуто из оригинала, и слишком многое сохранено. Вероятно, режиссёр пытался найти «золотую середину», но-таки прогадал и выбрал интерференцию обоих зол. Но..., несмотря на всё это, смотрится с интересом и захватывающе. Процесс снятия цифровой копии с сопутствующим монологом Кейтела — самая сильная сцена фильма. Ради неё его уже стоит посмотреть. Впечатление, правда, портят мелкие смысловые недоработки: зачем-то после оцифровки Робин действие переносится на 20 лет вперёд, а изобретение масконов (на которых и построен драматизм книги) остаётся нераскрытым… Будь моя воля, вся анимационная психоделика началась бы именно в тот самый момент, ибо становится непонятно, кто же на самом деле находится в кадре — Робин или циф-Робин (уж простите мне мой неологизм, от Лема заразился). Причём степень гротескности в мире будущего должна постепенно нарастать до такой степени, что от неё стало бы тошнить, и единственным выходом стало бы принятие отрезвина. Сама изнанка реального мира будущего получилась… а нифига она и не получилась. Хоть одного бы человека показали, устраивающегося на ночлег в сугробе — не обязательно буквально воспроизводить оригинал — стало бы понятно, что это дикость, и от этой реальности стало бы тошнить не меньше, чем от психимикатов. Однако, получились средней степени правдоподобности трущобы, наполненные гламурненькими и опрятными бомжами. И опять же, концовка фильма изобилует логическими ошибками, тысячи их. Почему-то действизоры не страдают от всеобщей перенаселённости, почему-то доктор-отоларинголог появляется и в реальной, и в анимированной версии (по сюжету фильма ясно видно, что чтобы найти дирижабль, требуется отрезвин). Ну да ладно. 6 из 10Скрыть

Переливистый и яркий, вдохновляющий и вовлекающий, удивительный и неожиданный оказался для меня фильм, бьющий точно в цель, в главный вопрос «Кто я есть?» и в его соседа по палате — «Зачем?» Захватывающие виражи жизни главной героини:из реальности в иллюзорность, из иллюзорности в большую иллюзорность, вновь в реальность и выбор. Она сделала два самых важных выбора своей жизни -выйти в неизвестную реальность и уйти навсегда в мир мечты. Кино превращается в анимацию, но от этого не теряет своей концентрированной философичной серьезности, ани...мация вновь становится фильмом, чтобы стать анимацией. Эта цикличность, спиральность — о ммм… А что выбрала бы я? Что выбираешь ты? Как мы делаем свой выбор — вдыхать мультяшный психодел иллюзий или находиться в реальном мире? Несмотря на фееричность красок и фантастический вид, фильм реалистичен. Он, словно сон, говорящий образами и знаками, до краев наполнен смыслами. Выбор… Где и кем быть… Как быть… С кем быть… Каждый делает сам. Фильм в моем вкусе! 10 из 10Скрыть

Не особо востребованная, утратившая большую часть своей сексуальной привлекательности и девичьего задора, находящаяся перманентно в состоянии внутреннего психологического конфликта и с внешним миром, и с самой собой, и с боссами студии, которая давно не предлагает ничего стоящего, актриса Робин соглашается стать участницей рискованного эксперимента, который обернется не только для нее, но и для всего заплесневевшего в постмодерне Голливуда роковыми и необратимыми последствиями. Польский писатель Станислав Лем относится к той редкой элитарной... породе литераторов от мира научной фантастики, чьи произведения, — часто, между тем, экранизируемые, начиная с 1960 года, когда вышел совместный польско-немецкий фильм «Безмолвная звезда» Курта Метцига — довольно непросто, если возможно вообще в принципе правильно перевести, без утраты аутентичности и точных авторских координат, с языка научных и умозрительных теорий на чистый образный язык кинематографа. Нужно для этого быть или Андреем Тарковским, или Стенли Кубриком, или, в конце концов, на худой конец, Мареком Пестраком или Ари Фольманом, который в 2013 году на ряде престижных европейских и американских кинофестивалей — от Карловых Вар до Остина — представил свой последний по счету фильм, «Конгресс», ставший весьма отдаленной по основному сюжетному наполнению, но при этом довольно небезынтересной экранизацией знаменитого социально-фантастического памфлета Лема «Футурологический конгресс» 1971 года. Главный герой оригинального литературного первоисточника, Ийон Тихий, Ари Фольманом был отвергнут за ненадобностью. Он, по Фольману, является рудиментом старого мира, носителем архаичных идей, которые в картине претерпели разительную трансформацию, почти по Кроненбергу. В «Конгрессе» на том или ином семантическом, семиотическом и синематическом уровнях нашли свое отображение и прочтение под новой обложкой, но, увы, со старым смыслом, который режиссер лишь слегка обогатил постмодернистской эклектикой как на уровне визуала, так и жанров, мотивы «Симоны» Эндрю Никкола, «Экзистенции» Кроненберга и прочих картин, втиснутых в типологию антиутопии. Фильм Фольмана, являющий собой скрещение игрового кино и мультипликации, причем вторая есть и формообразующим, и стилеобразующим стержнем всей ленты, тогда как первое есть не более чем преамбулой, по определению своему раскинематографичен. В нем нет привычной условности кино, изначально она сера и бесцветна. Впрочем, и условность рисованного мира в картине тоже не несет в себе провоцирующей идеологии. По Фольману, и новый мир не менее мертв, чем старый, но в нем таки больше райского спасения. Этот новый мир, сотканный цифровыми демиургами от «Мирамаунт», не есть новой ступенью человеческой эволюции; он скорее предлагает два шага назад, к атавистической необузданности либертинажа, чем три вперед, к более гуманистическому сосуществованию индивидуумов. Избежать обновления, декультивизации Голливуда в целом и раскультивизации искусства кино в частности, увы, невозможно и слишком поздно. «Конгресс» — не охранительное и предупредительное кино, а всего лишь констатация фактов, изложенная в контаминационной манере, но без выхода сквозь замочную скважину и диционную грань. Однако именно антиутопия в ленте не самоценна, лишена самобытности, самоемкости — горькая антиутопическая пилюля новой обновленной и дигитализованной реальности не становится панацеей от всех бед ни для главной героини, ни, собственно, для зрителей. Гораздо более полновесен фильм именно как критический памфлет о жизни Голливуда, как своеобразный личный очерк о Робин Райт Пенн и, будь на ее месте кто-либо иной, фабула бы не заиграла столь многозначительно и многозвучно. Голливуд в лице вымышленной «Мирамаунт Нагасаки» предстает не тем благостным местом, куда приводят мечты; здесь они скорее умирают, превращаясь в коммерческий субстрат, в эскапистские пилюли, при употреблении которых в большом количестве есть риск отравиться и умереть. Эта антиутопическая пилюля на поверку всего лишь безвкусная пустышка, не дающая ни исцеления, ни катарсиса в финале, ибо, несмотря на провидческую сущность книги Лема, в нынешних кинематографических условиях она смотрится не оригинально, а просто вторично, при том неотъемлемом факте, что «Конгресс» Фольмана принадлежит и к совершенно небольшой когорте картин, в которых и форма, и содержание равноценны друг другу; они проистекают друг в друга, они едины в своей нише, как и «Бункер» с «Данте 01» Каро-Жене, как «Бункер Палас Отель» и «Tykho Moon» Энки Билала. Фольмана так же нельзя считать ярым приверженцем ни классического кино, ни ни классической, пляшущей от Диснея анимации. Еще в «Вальсе в Башире» Фольман стремился разрушить типическую рисовку и своеобычную жанровость; в «Конгрессе» же и вовсе отчетливо видится его идея о том, что кино как вид искусства мертво. Его хронотопическая ткань зыбка, хрупка и лишена цельности; привычные же формы киноизложения в «Конгрессе» и вовсе низведены до тотального зеро. Жанровая оболочка фильма размыта эклектикой и диалектикой. Фольман начисто деконструирует с помощью аддиктивных по своей сути кинематографических приемов саму магию и реальность кино, как подменяя ее нарочито резкой, почти гротескной анимацией, так и отменяя ее вовсе. Все в этой картине предельно абстрактно: и психологизм, и гуманизм, и даже рисовка. Не говоря уже о героях, для которых весь мир размыт, тускл, потусторонен. И выхода из этой сумеречной зоны для них не предполагается вовсе.Скрыть