Не будем ограничиваться обыденной сепарацией надвое, а делим все наше мирское бытие на три. Не может быть априори лишь черное и белое, Добро и Зло невозможны без полутонов, а рассеивающаяся атомной пылью посредственная серость так или иначе характеризует людей, которые боятся выделяться; безликость удобнее многоликости. Есть Бог-отец, Бог-сын, Бог-святой дух, даже атеистическая философия коммунизма создала себе сакральный триолизм — Ленин, Сталин, Мао. И человек соответственно тождественен в трёх ипостасях: как мужчина, как женщина и как зверь. И порой пробуждается эта роковая триипостасность в моменты тотального освобождения от пут условностей, от мнимых правил общественного поведения. Ведь даже свобода делится натрое: как просто свобода, которая достигается мучительными путями, тягостной борьбой; как свобода тела, сиречь полное ощущение собственной раскованности и как свобода воли, что даёт полное право совершать что и как заблагорассудится, с кем придётся и где б не приходилось.
Именно о такой свободе, что пробуждается в отдельно взятой условной итальянской деревне во время карнавала, когда парадоксально люди вместо того, чтобы надевать маски, сбрасывают их, начав предаваться всеобщему сладостному свальному греху, иллюстрирующем все возможные перверсии, размышляет в своём наиболее склонном к внятному нарративу фильме «Мужчина, женщина и зверь» итальянский режиссёр Альберто Каваллоне. Впрочем, такому тотальному разоблачению предшествует приход в это странное и страшное людское сообщество некоего безымянного молодого человека, чья неподдельная не то чистота, не то простота резко контрастирует с той густотой безумия, что таится внутри у деревенских обитателей. Которыми режиссёр в сущности любуется, каталогизируя их по нисходящей и ничуть не идеализируя: от безобидных мелких извращенцев до кошмарных девиантов, существующих между тем в полной гармонии с самими собой и созданным ими миром, что перманентно балансирует на грани яви и сна. Можно сказать, что в иррациональный, ирреальный микрокосм картины врывается герой из мира реального, живущего так или иначе по правилам, и цели, что преследует этот человек без роду и племени, без породы и с большим запасом времени, сугубо созидательны, но только социум, погруженный в деструктив окончательно, не сильно нуждается в нём. Он лишь способствует ухудшению ситуации, доводя состояние этой деревни дураков и моральных уродов до изощрённого абсурда. До полной деградации, регресса, и им Каваллоне ничто не противопоставляет; это тупик, сон разума.
Сюрреализм авторского киноязыка вкупе с нарушенной структурой нарратива не позволяет сразу прочитать фильм как эдакую чёрную комедию нравов, как чистокровную сатиру на социалистическое общество равенства (утопического, самого собой, но у Каваллоне эта утопия становится анти, ведь в идеи равенства заиграться легче, чем кажется, потому в СССР быстро пришлось свернуть сексуальные эксперименты госпожи Коллонтай), поскольку Каваллоне увлекается пиршеством сексуальной агрессии и визуальной трансгрессии, однако это так и есть на самом деле, даром что режиссёр не скупится на многозначительные детали. Количество условных буржуа в картине сведено к минимуму, тогда как на экране живут в своё удовольствие сплошь пролетарии, которым внушено, что свобода и равенство это самое главное, что Святая Троица несущественна и ей на смену должен прийти мужчина, женщина и зверь. Лысина Ленина, зиящая сквозь женское естество это не только взбалмошное видение, но прямая сатирическая иллюстрация единения революции через тотальную эволюцию, что проходят герои фильма, пускающиеся во все тяжкие и спускающиеся из земного чистилища, куда явился безвестный юноша, в самый настоящий ад. Но кажется, что им и там будет очень уютно, даже душевно. Зверь таки победит мужское-женское.
Не будем ограничиваться обыденной сепарацией надвое, а делим все наше мирское бытие на три. Не может быть априори лишь черное и белое, Добро и Зло невозможны без полутонов, а рассеивающаяся атомной пылью посредственная серость так или иначе характеризует людей, которые боятся выделяться; безликость удобнее многоликости. Есть Бог-отец, Бог-сын, Бог-святой дух, даже атеистическая философия коммунизма создала себе сакральный триолизм — Ленин, Сталин, Мао. И человек соответственно тождественен в трёх ипостасях: как мужчина, как женщина и как зверь.