Невидимая

Невидимый человек чаще всего на поверку оказывается прекрасным актёром именно от того, что он готов явить этому миру кого угодно, кроме себя самого. Именно о том столь болезненно и во многом даже жестоко рассказывает Швохов в своей «Невидимой». История во многом схожа с нашумевшим, на мой взгляд, не совсем логично «Чёрным лебедем» Аронофски — однако же подход к раскрытию как внутреннего мира главной героини, так и глубин актёрского ремесла показан много иначе — не в помощью внешних эффектов, а лишь игрой всего актёрского состава.... Пустить в себя чужого человека, его привычки, ценности, убеждения, всю его жизнь, именно не сыграть его, не суметь подмять его под себя, и не сделать собственной частью, а впустить в себя целиком, со всеми его плюсами и минусами — это возможно лишь при полном отречении от самого себя, притом на неопределённый срок, никто ведь не может гарантировать того, что тумблер «я» — «не я» будет идеально срабатывать и из раза в раз легко и непринуждённо переключать актёра из его роли в него самого, того, настоящего, кто живёт свою жизнь и дорожит ею не меньше, чем своим ремеслом. Потому актёр в истинном понимании этого слова в большей степени — шаман, человек, одержимый духами, мечта любого экзорциста, и потому, именно потому, для того чтобы не потерять самого себя в этой ежедневной битве за свою собственную личность, необходимо максимально точно знать — кто же есть ты. И об этом вопросе осмысления самого себя сквозь своё ремесло Швохов и кричит, кидая свою героиню во все тяжкие, пытаясь проверить, что она может, а на что точно никогда не пойдёт, чего она боится и что для неё — самое ценное, кого она ненавидит и почему, почему ей хочется скрыться от самой себя под любой, даже самой неудобной для ношения маской. Кто она — эта девочка-тихоня, спящая на всех репетициях? Отчего она постоянно спит, кто мешает ей заниматься этим ночами, как всем нормальным людям, кому утром бежать на работу? Отчего она так упорно рвётся в мир, где ненастоящее истинно и наоборот, если всем окружающим видно, что ей это не подходит? Чего она хочет добиться — и от чего так бежит? Сумеет ли она перенять на себя роль распутной девицы, ставящей секс и гедонистические наслаждения выше всего и вся? Сумеет ли она через отрицание, хотя бы через него, раскрыть, проявить себя в этом мире, показать ему, что она ровно противоположна тому, что в неё приходит на сцене? Сумеет ли она при всём этом удержаться на плаву — и не потерять ту жизнь, которой она достойна, или же всё сведётся к полному распаду личности на отдельные фрагменты? Сумеет ли она, наконец, ощутить то, что именно её личная жизнь — самое ценное, что у неё есть, или же погрузится в вечные иллюзии и скитания, ощущая себя живой лишь на сцене? Эту ломку чаще всего зритель не видит, она проходит мимо него, мало кто обладает зорким видением и ощущает всю боль, затравленную ярость, надломленность и периодическое ощущение всепоглощающего бессилия актёра перед тем, кто в нём сейчас играет — более того, даже не всем режиссёрам суждено это осознавать в полном объёме. Аронофски это проявление плёнки проиграл, Швохов же нырнул туда, куда обычно люди и носа не суют, в самую сердцевину этой внутренней игры — и вынырнул, ещё и с такой работой, которую нужно не просто видеть, но и прожить с ним до последнего кадра.Скрыть