Нежность

Дебют, снятый 24-летним парнем из Узбекистана, снятый в Ташкенте всего с двумя начинающими профессиональными актерами и десятком местных детей, подростков, молодых и пожилых просто людей — был удостоен Госпремии, получил призы в Западной Германии, Швейцарии, Италии, был сердечно любим поколениями зрителей. Фильм снят в год страшного землетрясения, который уничтожил почти весь центр Ташкента. Без жилья остались 300 тысяч человек. По счастью, погибло всего 8 человек. Всего несколько сотен получили травмы, а еще умерло от сердечных п...риступов несколько десятков. «Всего 8», «всего сотен», «всего десятков». Жизнь единиц. На фоне всех других. На фоне избежавших смерти сотен тысяч. Это утешает. Это утешение разрывает сердце. Ташкент приютил и выходил тысячи и тысячи со всего Советского Союза во время Войны. Детей из блокадного Ленинграда, раненых бойцов Красной Армии, просто людей. В город были эвакуированы институты, театры и киностудии. В 1943 году был снят один из главных фильмов Войны — «Два бойца». Тысячи выживших и несколько фильмов на фоне миллионов сгинувших людей и миллионныраз несвершенных прекрасных дел. Сердце безутешно щемит. В 1966 после землетрясения весь Советский Союз пришел с помощью. Город был полностью восстановлен за три с половиной года. Сотни тысяч сердец бились, чтобы это стало возможно. Эльёр взял форму для своего фильма из лучшего, чем дышал тогда СССР, мир; чем дышал сам. Из советского киноромантизма, из всеевропейской Новой волны, из внежанрового Феллини. Взял форму и наполнил своим и вечным. * * * Мышечный насос; орган, перекачивающий жидкость с кислородом, питательными веществами и защитными клетками; способный работать десятилетиями; обеспечивающий функционирование всего организма; эффективное функционирование. Сердце. Здоровое сердце. Нечеловеческое сердце. Потому как человеческое сердце всегда болит. Всегда бьется невпопад калькулирующему интеллекту. Всегда учащенно стучит в радости и сжимается в горе от пустяков, мешающих эффективному решению стоящих задач; или от того, что уже произошло, что никак не изменить, а потому — что не стоит внимания на фоне насущных проблем. Девочка осталась без родителей. Они погибли. От голода или бомбежек. В далеком, холодном, очень холодном городе. У неё осталась только бабушка. И появился друг — такой же, как она — ребенок, вывезенный из смерти. В тепло, в заботу, к новым людям, в новый город, в котором по бурной реке плывут арбузы. От того, что она жива, а самые близкие нет; от того, что она была бесконечное число дней в смерти — её сердце стало стократ чувствительнее — её человечность стала лучиться вокруг. Человечность людей имеет цену. Цену страдания. Наше больное сердце выбрасывает нас из сцепленного механизма событий и дарит счастье. Счастье узнать то, что больше всех механизмов пространства и времени вместе взятых. Счастье смотреть на весну, счастье видеть радость других и проживать его как своё. Счастье любить и видеть любовь других… И счастье понимания чуда жизни человеком. Чуда, которое не может не быть хрупким. Самым хрупким из существующего. Которое надо беречь во что бы то ни стало. До конца, до последнего удара сердца. Стократ сильнее чувствующее сердце в своей обнаженной хрупкости надрывается от радости. И вынуждает остановиться. В полушаге от осуществления любви. Любовь возносится высоко-высоко. А любимого нужно отпустить. Для его счастья. Потому что ты так хрупка, что твоё исчезновение, если он будет слишком рядом может сломать и его… Больное сердце, человеческое сердце — больше всего мира. Ценнее всего мира. Только оно и открывает настоящий мир. Человеческий мир. В котором сердце без всякого сомнения отдает себя ради другого. … В мире живут люди. Множество людей. Миллионы и миллиарды. Нас много. Очень много. И мы живем вместе. Ужас войны и розни накатывает часто. Накатывает кровавым расколом. Но многократно, просто несравненно больше — мир живет мирно, живет больше мирных дней и лет. Даже когда война и раскол — они проходят по узкой полоске человеческого моря, по обе стороны от которого люди живут бок о бок, держатся друг друга, поддерживают, отдают своё другому… Люди умеют жить вместе на белом свете. Умеют уживаться миллионами и миллиардами на маленьких клочках суши крохотной планеты. Чудо. Чудо творимое любовью. Мир людей связан меж собой любовью. Связи тянутся между всеми нами. Даже если мы не знаем друг о друге. Один очарован ею. Другой любит её давно, взаимно, но безнадежно. В него влюбляется другая. Тоже безнадежно. Эта другая горюет и плачет. Но тут ей встречается первый из нашей цепочки и успокаивает её… Он успокаивает, потому что у него на душе хорошо, потому что он был сопричастен любви. Любовь живет в связи людей, живет и помогает жить дальше. Даже если кого-то уже нет. Но он уже зажег собой, своей лучащейся любовью жизнью — другие жизни. Она прожила свою жизнь в любви. Сердце рвется от утраты. Потому что так несправедливо, так нечестно, так нельзя, чтобы у «жизнь» была прошедшая форма — «прожила». Не хочу! Не хочу! Не хочу!.. . Но мы живем. И связаны теми кто любил — их прошедшая форма подарила нам возможность настоящего — Люби! Живи! Твори! Твори жизнь и любовь. То, что было, не исчезнет никогда. Оно пребудет в памяти, в растущей любви, в мириадах людей, в Вечности. P.S. Фильм, как и те, кому он соизмерим в советском кинематографе, держится на самой высокой ноте человеческого существования. Впрямую берет темы, берет своим основанием масштабы свершившегося горя и радости, что стократ перевешивают «в общем освоенные» проблемы из европейского кино — экзистенциальные проблемы, но не всечеловеческие. Право моральных победителей, право тех, кто отдал всё свое сердце для счастья всех — означает, что говоримое будет иным, чем у тех, кто «лишь страдал» и «немного соучаствовал» (что относится почти ко всей «Европе»)… Его ученичество в форме, поднимает его над учителями своим содержанием. пытом пережитого. Пережитого всем народом. Высотой мечты. Советской мечты. Такой опыт и такая мечта может говорить через кого угодно, кто его имел. Как имел его 24-летний парень и десятки-десятки его соавторов из советского Ташкента…Скрыть