Если на всей территории СНГовии самым знаменитым маньяком, даже чисто с культурологической точки зрения, до сих пор является ростовский потрошитель Андрей Романыч, в Штатах — ценитель платьев от кутюр из человеческой кожи Эд Гейн, то в объединенной Германии главной причиной детских энурезов и кошмаров дородных бюргеров с 20-х гг. прошлого века стал любитель нетрадиционных мальчиков Фриц Харманн, чьи деяния удостоились кинематографического воплощения трижды, причём история этого серийного убийцы благодаря языку кино из исключительно криминально-патологической становилась некой обобщающей социополитические процессы на тех или иных этапах немецкой истории. Сперва в «М» 1931 года Фриц Ланг сконструировал притчу о страхе, один из провозвестников грядущего торжества фашизма, потом в 1995 году документалист Ромуальд Кармакар в своем «Мастере смерти/Убийце» представил постмодернистский взгляд на Харманна его собственными глазами, попутно вербализовав тенденции к некоему толерантному очеловечиванию того, кто этого не совсем заслужил, а в зазоре между этими противоположными по духу и букве кинослога лентами застряла вторая по счету полнометражная работа Улли Ломелля «Нежность волков» 1973 года.
До того, как Улли Ломелль стал именоваться самым худшим режиссёром в жанре ужасов, превзойдя соотечественника Уве Болла, но не сумев дотянуться до звезд Эда Вуда-мл., герр Ломелль был одним из участников культовой Фабрики Энди Уорхола, дебютировал как актер у расового американского эксплофеминиста Расса Майера, и в конце концов был вхож в небезызвестную творческую семью и просто семью со множеством членов великого Райнера Вернера Фассбиндера, успев побыть у него сперва просто на побегушках, вскорости, впрочем, уже отметившись с ним сотрудничеством около двух десятков раз, итогом которого стал малобюджетный фильм ужасов «Нежность волков», ставший в свою очередь полноценным авторским проектом Курта Рааба. Однако в случае этой ленты весьма непросто определить, собственно, степень прямого режиссерского вклада Ломелля в аутентичность картины, в которой слишком много копиистически фассбиндеровского, чем самого ломеллевского; ученик оказался достаточно способным в общем-то, но своего учителя переплюнуть ему не получилось, оттого «Нежность волков» чисто постановочно тонет в невыносимой вторичности, что совсем не удивительно, ведь за саундтрек, наполненный типическим для Фассбиндера тягучим трауром социальной умалишенности, отвечал никто иной, как Пер Рабен, тогда как в кадрах фильма, зафиксированных оператором Юргеном Юргесом, регулярно появляются чуть ли не все основные участники костяка Фассбиндера: от Ирм Херманн до Ингрид Кавен и РВФ, сменившего в «Нежности волков» саморефлексию на самоиронию. Как таковой самобытной режиссерской методологии Улли Ломелля не наблюдается: в картине больше царствует хтоническая статика Фассбиндера и патологическая меланхолия Рааба.
Как и «Почему рехнулся господин Р?», «Нежность волков» это история не о самом факте свершающегося насилия, но попытка понять его первопричину, исследуя в сущности проблематику мещанского бытия, весьма унылого и рефлексирующего. Амбивалентное по природе своей, это желирующее бытовую жестокость кино с документальной дотошностью воссоздает процесс ужасающей конвергенции усредненного обывателя со своим ворохом мелких и больших неурядиц и Маньяка, вышедшего далеко за пределы обыденного бытования. То, с какой податливостью поддаются жертвы влиянию Харманна-Рааба, то, как непритаенно легко он лишает их жизни, говорит лишь об одном, но это и есть тот главный стержень всей ленты Ломелля: социальная апатия, мелкомещанская анемия условных 20-х гг., когда Германия пребывала в состоянии общего кризиса: нравов, политики, экономики — парадоксально начинает проецироваться на 50—70-е годы, когда состоялось «новое экономическое чудо» ФРГ, но сытость не смогла убрать из обывательского пространства пресловутую равнодушную отрешенность. Причём Ломмель не склонен испытывать никакой внятной жалости к вполне реальным жертвам Фрица Харманна, поскольку их внутренний мир его едва ли интересует. Харманн поступательно обрастает абрисами эмблематики, он еще не герой, но уже и не антигерой. Скорее неотъемлемая часть того мира, где истинная ненависть ко всему живому и самому себе примиряется в медленном dance macabre с силой неизменяемых ежедневных людских ритуалов, смерть — жестокая, мучительная, лишенная спасительной своей сущности — становится для Харманна и всех вокруг чем-то настолько привычным, что даже никакого сакрального ужаса подспудно не возникает. Мещанство, по Ломеллю, порождает не только монстров и их жертв; мещанство лишено любых признаков болезней совести, потому что бы ни совершалось рядом, представителям этой социальной категории в сущности все равно. И они смогут найти оправдания для кого угодно, но для себя в особенности. Оно, это мещанство во крови, само себя наказывает таким образом, ведь удушающая комната Харманна, где и происходит процесс соблазнения с умервщлением, лишь на первый взгляд кажется закрытой для лишних глаз. Здешний кошмар присутствует вовне, и порой он просто меняется друг с другом местами; страх становится ощутимым на физиологическом уровне, и избыть его не получается, так как лента не дает к финалу ничего конкретного — только привкус завершенности пути главного антагониста. И не будет таки окончательного ответа почему же рехнулся господин Ф. Рационально постичь иррациональное не получается; остается лишь близкая к некрореалистической эстетике, не лишённой иронии, фиксация медленного сна разума не только Фрица Харманна и его безликих жертв, но и общества за пределами его комнаты страха.
Если на всей территории СНГовии самым знаменитым маньяком, даже чисто с культурологической точки зрения, до сих пор является ростовский потрошитель Андрей Романыч, в Штатах — ценитель платьев от кутюр из человеческой кожи Эд Гейн, то в объединенной Германии главной причиной детских энурезов и кошмаров дородных бюргеров с 20-х гг. прошлого века стал любитель нетрадиционных мальчиков Фриц Харманн, чьи деяния удостоились кинематографического воплощения трижды, причём история этого серийного убийцы благодаря языку кино из исключительно криминально-