Куприянов, Крылов, Николай Соколов - сокращенно Кукрыниксы. Три художника-карикатуриста и три друга, они составляли творческий коллектив, который иначе как гениальным и уникальным не называют. Судьба в начале 1920-х годов свела их в Москве, куда они приехали из разных концов России: Куприянов из Казани, Крылов из Тулы, Соколов из Рыбинска. Все трое учились в московском ВХУТЕМАСе/ВХУТЕИНе (Высшем государственном художественно-техническом институте). Они 60 лет рисовали политические шаржи, карикатуры, плакаты, окна ТАСС, иллюстрировали литературные произведения, каждый из них в отдельности занимался живописью.21 июля 2008 года исполнилось 105 лет со дня рождения одного из Кукрыниксов - Николая Александровича Соколова. В фильме "Никс и Кукры" об уникальном коллективе рассказывает художник Николай Соколов. "Кукров" - Куприянова и Крылова - на момент съемок ленты уже не было в живых, а самого Николая Александровича не стало в 2000 году. В фильме Николай Александрович рассказывает, как между тремя молодыми людьми в начале 20-х завязалась дружба, как в то нелегкое время они подрабатывали, рисуя портреты торговцев на Сухаревке в Москве. Он вспоминает об исторических событиях и людях, на которые Кукрыниксы делали карикатуры. Их работы печатались в популярных и авторитетных в Советском Союзе изданиях. "Нас спрашивали, - говорит Соколов, - почему нас печатали в "Правде". Мы беспартийные, а печатались в центральной прессе. Потому что мы были художниками, мы были людьми нашей страны, любили ее и любим. Я люблю до сих пор. Мы каждый день работали упорно. Каждый день старались, чтобы была карикатура в "Правде", или в "Крокодиле", "Огоньке", "Комсомольской правде". Плакат делали во время войны каждый день. Даже листовки рисовали для наших бойцов, где высмеивали Гитлера и свору его". Николай Соколов: "Дружба завязалась как счастливый сон. Я увидел нашу стенгазету длиной в пять метров. Последние два листа назывались "Арап-отдел". Редактором этого отдела был Куприянов. Там были большие карикатуры, например, "Броненосец в потемках". Разоблачались неполадки в институте: броненосец был сделан в виде здания ВХУТЕМАСа, а подпись была "Кукры". Я спрашиваю: "Кто же это такой?". - "Это два приятеля - Куприянов и Крылов". Я говорю: "Куприянов, какой?". - "Кудрявый, высокий, в пенсне. Он танцует даже в перерыве между собраниями, умирающего лебедя изображает". Крылов был другой. Куприянов - артистичный, высокий, кудрявый, а Крылов небольшого роста, быстрая походка. Мне показали его: по двору идет небольшого роста парнишка в брезентовой кепке, брезентовой куртке и брезентовых брюках. Все из брезента. Коротко стриженный, почти наголо. Острые небольшие глаза. Он был очень умным, любил искусство и музеи. Мы дважды были приговорены к смертной казне - и своими, и фашистами. От своих мы никак не ожидали этого, что это наши мы уже позже узнали, хотя были осуждены раньше, чем фашистами. Гитлер с Геббельсом, когда собирались за месяц, не более, взять Москву в 1941 году, решили, что первыми надо казнить Илью Эренбурга, Бориса Ефимова, троих Куркыниксов и диктора Левитана. Но ничего не вышло: Москву не взяли. В 1950-х годах мы ходили хлопотать для реабилитации Мейерхольда, давали ему характеристику, посмертно уже. Он был расстрелян 2 февраля 1940 года вместе с Кольцовым, братом Бориса Ефимова. Мы узнали там, что и мы были на очереди на расстрел по "делу Мейерхольда", но нас не успели расстрелять: не дошла очередь, потому что началась война с Гитлером. Про нас просто забыли. А потом мы активно работали против фашизма, и то, что мы всю войну воевали сатирой тоже имело большое значение. Мы увлекались литературой, шаржами на писателей, поэтов. Михалкову тогда было 20 лет, а нам по 30. Мы приехали по просьбе литературной редакции в Минск, там пленум был. Нас попросили сделать 35 шаржей за 5 дней. Это очень много. Вдруг к нам в гостиницу вламывается Михалков, молодой, 20-летний, и, заикаясь, говорит: "Когда меня будете делать?!". Мы говорим: "Сережа, тебя в списке нет, нам надо и так 35 человек сделать, нам некогда". - "А я не уйду отсюда, пока вы меня не нарисуете!". Мы говорим: "Ты же мешать будешь нам". - "Нет, я сяду на пол тихо и буду ждать. Когда нарисуете, тогда уйду". Мы говорим: "Тебя все равно не напечатают". - "Это мы посмотрим". Мы тогда решили сделать жуткий шарж: лопухи уши, длинную шею, три кадыка. Мы думаем: "Сейчас он нам... Может, еще ударит нас". Он вырывает у нас и говорит: "Гениально! Гениально! Гениально!". С этим шаржем он ушел, потом напечатал его".
