Обыкновенное чудо

К своему великому стыду, я не видел эту картину до вчерашнего дня, когда её показали по каналу «Культура». И я сразу же влюбился в неё, настолько тонко и художественно ярко (несмотря на чёрно-белый формат) воплощена создателями фильма главная идея пьесы Шварца — торжество всепобеждающей силы Любви. Но мой взгляд, Марку Захарову это удалось в гораздо меньшей степени. Упрощение им сюжетной линии и введение в неё не совсем органичных «песен-плясок» превратили драматическое произведение в мюзикл, что и нанесло ощутимый ущерб главной идее ...пьесы. Если в варианте Захарова всё держится на блестящем мастерстве актёрского состава, то в первоначальном киноварианте (режиссёром которого был Эраст Гарин, блестяще сыгравший и короля) главная заслуга в очень талантливой режиссуре, сумевшей даже при излишне театрализованной, порой угловатой (Олег Видов, например) манере актёров донести до зрителя высокий, поэтический смысл пьесы, скрывающийся за подчёркнуто легковесной формой сказки…Скрыть

Жил-был Волшебник. И была у него жена. Волшебник был чудаком, обожал витать в облаках, а жена слыла настоящей Хозяйкой. И было у них одно чудо на двоих — любовь, которая выдержала все мыслимые испытания. Волшебника звали Эраст Гарин, а жену его — Хеся Локшина. И были они не только актёрами — вдвоём они создавали миры. И однажды они решили оживить героев пьесы Евгения Шварца. Случайно ли, если пьеса была не просто «про любовь» — про любовь пишется и делается всё — а про их любовь? И появился на свете фильм про то, как один Волш...ебник превратил медведя в человека. Плохо сделал он — жизнь и после него подтверждала, что не стоит ни медведей, ни, скажем, собак превращать в людей. Хуже было то, что вернуть к прежней жизни медведя могла только любовь, и любовь — Принцессы, то есть самой лучшей девушки на свете. Только её безнадёжный, первый и последний поцелуй. Полно, о том ли у Шварца, который, как и Андерсен, вспомним слова дочки драматурга, при Боге жил? Следовательно, о том ли в фильме? Было колдовство. Не столь легкомысленное, как покажется вначале, и всё же — достаточно эгоистичное. Это чёрный. Но нет — это ведь не простой волшебник, это писатель, конечно, — он создал сказку, чтобы утешить любимую. Светлеет… Нет, нет. Это зоркий глаз человека, умеющего любить, разглядел человека под шкурой зверя, человечность в глазах дикого существа. Белый свет заливает полотно повествования. Позже эту историю выплеснут феерией, яркой радугой. Нет, её первая версия — черно- белая. Не серая, нет. Хотя кому-то обязательно покажется такой — сдержанной, скучной. Академичность, театральность, почти побуквенное следование тексту пьесы, поставленными голосами выделяющее серьёзные, выстраданные, но уже достаточно очевидные мысли. Но нет, здесь просто не нужно ждать развлечений — лишь отдаться на волю этой играющей светотени, вслушиваясь в чёрно-белые слова текста, где всё называется своими именами, как бы ни укрывались смыслы за дымкой поэзии или иронии. Тогда заметишь, как раскрываются двери, размыкая тёмные пространства и впуская свет, скользящий в ветвях деревьев, по воде. Увидишь дорогу-испытание, то грязную, то засыпанную снегом… Оценишь отточенные мизансцены, прекрасно подобранные костюмы. Так интересно получилось — отрицательные герои при галстуке напоминают советских бюрократов, положительные носят что-то грубофактурное, хемингуэевское, женщины же — в сказочно- старинных одеяниях, в тех, что делают женщин дамами и побуждают мужчин становиться рыцарями. Пусть нездешний Олег Видов несколько угловат здесь, будто неразыгран, — Медведю пристала некоторая неуклюжесть, внутренняя скованность. Пусть Волшебник Алексей Консовский и так по-мальчишески нежно любимая им жена, сыгранная Ниной Зорской, взрослы, просты, неволшебны внешне, — какой тонкой зато получилась верная, не разменивающаяся на пустоту любовь, выросшая и созревшая, а не исчерпавшая себя с годами! Как точно, без лишних ужимок, естественно сыгран Георгием Георгиу хам и карьерист Министр-администратор, какой глубокой, трагично-светлой получилась Придворная дама у Валентины Караваевой, так мало, но так полно сыгравшей в своей жизни… Эраст Гарин уже играл Короля — в Золушке; та же инфантильность, но здесь — более пугающая и — более жалкая, порой жалкая до слёз, порой пугающая до отвращения. И Принцесса — Нелли Максимова. Тепличная, упрямая и избалованная, привыкшая получать и всё же умеющая жертвовать, настолько прекрасная, что в это не верится, сопровождаемая повсюду не свитой, а светом и ветром, сама юность, полная надежд и противоречий. А ещё, кажется, вместе с актёрами играют и серебрящиеся на ветру листья, и морозный ветер, и гладь воды, и струи фонтанов, и музыка, естественная и пронзительная, и каждая вещь, деталь, знак, вроде шубы, которую Медведь снимает через голову, как шкуру, вроде черных одежд Принцессы, утратившей наивные надежды, вроде бабьего платка на голове Короля. Нет, никто не сыграл здесь плохо — просто всех надо разглядеть. Тогда к концу вдруг тесноты и грязные колеи обернутся белоснежным дворцом, просторами, воздухом, в котором витает ощущение непоправимого, и, как странно, это ощущение будет не болезненным, а величественным и светлым. Это каприз перед лицом смерти стал любовью, сделавшей не только человека из медведя, но и женщину из хрупкого и нервного создания. Свершится — все заснут, оставив двоих перед лицом беды и выбора, отгремит великая буря потрясения, и двое уйдут из сказочного замка по совершенно несказочной, такой реальной, нашевременной дороге в живой мир… Всё закончится хорошо, как положено в сказке. Но почему-то останется навсегда это неуловимое, чёрно-белое чувство тоски — по любви необъяснимой, как у камеристок; любви ранящей, как у Эмиля и Эмилии; любви обреченной, как у Волшебника; любви высокой и жертвенной, с которой кончается юность и начинается жизнь. А коли так, похоже, фильм и впрямь получился чудом.Скрыть

Жил-был Волшебник. И была у него жена. Волшебник был чудаком, обожал витать в облаках, а жена слыла настоящей Хозяйкой. И было у них одно чудо на двоих — любовь, которая выдержала все мыслимые испытания. Волшебника звали Эраст Гарин, а жену его — Хеся Локшина. И были они не только актёрами — вдвоём они создавали миры. И однажды они решили оживить героев пьесы Евгения Шварца. Случайно ли, если пьеса была не просто «про любовь» — про любовь пишется и делается всё — а про их любовь? И появился на свете фильм про то, как один Волшеб...ник превратил медведя в человека. Плохо сделал он — жизнь и после него подтверждала, что не стоит ни медведей, ни, скажем, собак превращать в людей. Хуже было то, что вернуть к прежней жизни медведя могла только любовь, и любовь — Принцессы, то есть самой лучшей девушки на свете. Только её безнадёжный, первый и последний поцелуй. Полно, о том ли у Шварца, который, как и Андерсен, вспомним слова дочки драматурга, при Боге жил? Следовательно, о том ли в фильме? Было колдовство. Не столь легкомысленное, как покажется вначале, и всё же — достаточно эгоистичное. Это чёрный. Но нет — это ведь не простой волшебник, это писатель, конечно, — он создал сказку, чтобы утешить любимую. Светлеет… Нет, нет. Это зоркий глаз человека, умеющего любить, разглядел человека под шкурой зверя, человечность в глазах дикого существа. Белый свет заливает полотно повествования. Позже эту историю выплеснут феерией, яркой радугой. Нет, её первая версия — черно-белая. Не серая, нет. Хотя кому-то обязательно покажется такой — сдержанной, скучной. Академичность, театральность, почти побуквенное следование тексту пьесы, поставленными голосами выделяющее серьёзные, выстраданные, но уже достаточно очевидные мысли. Но нет, здесь просто не нужно ждать развлечений — лишь отдаться на волю этой играющей светотени, вслушиваясь в чёрно-белые слова текста, где всё называется своими именами, как бы ни укрывались смыслы за дымкой поэзии или иронии. Тогда заметишь, как раскрываются двери, размыкая тёмные пространства и впуская свет, скользящий в ветвях деревьев, по воде. Увидишь дорогу-испытание, то грязную, то засыпанную снегом… Оценишь отточенные мизансцены, прекрасно подобранные костюмы. Так интересно получилось — отрицательные герои при галстуке напоминают советских бюрократов, положительные носят что-то грубофактурное, хемингуэевское, женщины же — в сказочно-старинных одеяниях, в тех, что делают женщин дамами и побуждают мужчин становиться рыцарями. Пусть нездешний Олег Видов несколько угловат здесь, будто неразыгран, — Медведю пристала некоторая неуклюжесть, внутренняя скованность. Пусть Волшебник Алексей Консовский и так по-мальчишески нежно любимая им жена, сыгранная Ниной Зорской, взрослы, просты, неволшебны внешне, — какой тонкой зато получилась верная, не разменивающаяся на пустоту любовь, выросшая и созревшая, а не исчерпавшая себя с годами! Как точно, без лишних ужимок, естественно сыгран Георгием Георгиу хам и карьерист Министр-администратор, какой глубокой, трагично-светлой получилась Придворная дама у Валентины Караваевой, так мало, но так полно сыгравшей в своей жизни… Эраст Гарин уже играл Короля — в Золушке; та же инфантильность, но здесь — более пугающая и — более жалкая, порой жалкая до слёз, порой пугающая до отвращения. И Принцесса — Нелли Максимова. Тепличная, упрямая и избалованная, привыкшая получать и всё же умеющая жертвовать, настолько прекрасная, что в это не верится, сопровождаемая повсюду не свитой, а светом и ветром, сама юность, полная надежд и противоречий. А ещё, кажется, вместе с актёрами играют и серебрящиеся на ветру листья, и морозный ветер, и гладь воды, и струи фонтанов, и музыка, естественная и пронзительная, и каждая вещь, деталь, знак, вроде шубы, которую Медведь снимает через голову, как шкуру, вроде черных одежд Принцессы, утратившей наивные надежды, вроде бабьего платка на голове Короля. Нет, никто не сыграл здесь плохо — просто всех надо разглядеть. Тогда к концу вдруг тесноты и грязные колеи обернутся белоснежным дворцом, просторами, воздухом, в котором витает ощущение непоправимого, и, как странно, это ощущение будет не болезненным, а величественным и светлым. Это каприз перед лицом смерти стал любовью, сделавшей не только человека из медведя, но и женщину из хрупкого и нервного создания. Свершится — все заснут, оставив двоих перед лицом беды и выбора, отгремит великая буря потрясения, и двое уйдут из сказочного замка по совершенно несказочной, такой реальной, нашевременной дороге в живой мир… Всё закончится хорошо, как положено в сказке. Но почему-то останется навсегда это неуловимое, чёрно-белое чувство тоски — по любви необъяснимой, как у камеристок; любви ранящей, как у Эмиля и Эмилии; любви обреченной, как у Волшебника; любви высокой и жертвенной, с которой кончается юность и начинается жизнь. А коли так, похоже, фильм и впрямь получился чудом.Скрыть

Жил-был Волшебник. И была у него жена. Волшебник был чудаком, обожал витать в облаках, а жена слыла настоящей Хозяйкой. И было у них одно чудо на двоих — любовь, которая выдержала все мыслимые испытания. Волшебника звали Эраст Гарин, а жену его — Хеся Локшина. И были они не только актёрами — вдвоём они создавали миры. И однажды они решили оживить героев пьесы Евгения Шварца. Случайно ли, если пьеса была не просто «про любовь» — про любовь пишется и делается всё — а про их любовь? И появился на свете фильм про то, как один Волшеб...ник превратил медведя в человека. Плохо сделал он — жизнь и после него подтверждала, что не стоит ни медведей, ни, скажем, собак превращать в людей. Хуже было то, что вернуть к прежней жизни медведя могла только любовь, и любовь — Принцессы, то есть самой лучшей девушки на свете. Только её безнадёжный, первый и последний поцелуй. Полно, о том ли у Шварца, который, как и Андерсен, вспомним слова дочки драматурга, при Боге жил? Следовательно, о том ли в фильме? Было колдовство. Не столь легкомысленное, как покажется вначале, и всё же — достаточно эгоистичное. Это чёрный. Но нет — это ведь не простой волшебник, это писатель, конечно, — он создал сказку, чтобы утешить любимую. Светлеет… Нет, нет. Это зоркий глаз человека, умеющего любить, разглядел человека под шкурой зверя, человечность в глазах дикого существа. Белый свет заливает полотно повествования. Позже эту историю выплеснут феерией, яркой радугой. Нет, её первая версия — черно-белая. Не серая, нет. Хотя кому-то обязательно покажется такой — сдержанной, скучной. Академичность, театральность, почти побуквенное следование тексту пьесы, поставленными голосами выделяющее серьёзные, выстраданные, но уже достаточно очевидные мысли. Но нет, здесь просто не нужно ждать развлечений — лишь отдаться на волю этой играющей светотени, вслушиваясь в чёрно-белые слова текста, где всё называется своими именами, как бы ни укрывались смыслы за дымкой поэзии или иронии. Тогда заметишь, как раскрываются двери, размыкая тёмные пространства и впуская свет, скользящий в ветвях деревьев, по воде. Увидишь дорогу-испытание, то грязную, то засыпанную снегом… Оценишь отточенные мизансцены, прекрасно подобранные костюмы. Так интересно получилось — отрицательные герои при галстуке напоминают советских бюрократов, положительные носят что-то грубофактурное, хемингуэевское, женщины же — в сказочно-старинных одеяниях, в тех, что делают женщин дамами и побуждают мужчин становиться рыцарями. Пусть нездешний Олег Видов несколько угловат здесь, будто неразыгран, — Медведю пристала некоторая неуклюжесть, внутренняя скованность. Пусть Волшебник Алексей Консовский и так по-мальчишески нежно любимая им жена, сыгранная Ниной Зорской, взрослы, просты, неволшебны внешне, — какой тонкой зато получилась верная, не разменивающаяся на пустоту любовь, выросшая и созревшая, а не исчерпавшая себя с годами! Как точно, без лишних ужимок, естественно сыгран Георгием Георгиу хам и карьерист Министр-администратор, какой глубокой, трагично-светлой получилась Придворная дама у Валентины Караваевой, так мало, но так полно сыгравшей в своей жизни… Эраст Гарин уже играл Короля — в Золушке; та же инфантильность, но здесь — более пугающая и — более жалкая, порой жалкая до слёз, порой пугающая до отвращения. И Принцесса — Нелли Максимова. Тепличная, упрямая и избалованная, привыкшая получать и всё же умеющая жертвовать, настолько прекрасная, что в это не верится, сопровождаемая повсюду не свитой, а светом и ветром, сама юность, полная надежд и противоречий. А ещё, кажется, вместе с актёрами играют и серебрящиеся на ветру листья, и морозный ветер, и гладь воды, и струи фонтанов, и музыка, естественная и пронзительная, и каждая вещь, деталь, знак, вроде шубы, которую Медведь снимает через голову, как шкуру, вроде черных одежд Принцессы, утратившей наивные надежды, вроде бабьего платка на голове Короля. Нет, никто не сыграл здесь плохо — просто всех надо разглядеть. Тогда к концу вдруг тесноты и грязные колеи обернутся белоснежным дворцом, просторами, воздухом, в котором витает ощущение непоправимого, и, как странно, это ощущение будет не болезненным, а величественным и светлым. Это каприз перед лицом смерти стал любовью, сделавшей не только человека из медведя, но и женщину из хрупкого и нервного создания. Свершится — все заснут, оставив двоих перед лицом беды и выбора, отгремит великая буря потрясения, и двое уйдут из сказочного замка по совершенно несказочной, такой реальной, нашевременной дороге в живой мир… Всё закончится хорошо, как положено в сказке. Но почему-то останется навсегда это неуловимое, чёрно-белое чувство тоски — по любви необъяснимой, как у камеристок; любви ранящей, как у Эмиля и Эмилии; любви обреченной, как у Волшебника; любви высокой и жертвенной, с которой кончается юность и начинается жизнь. А коли так, похоже, фильм и впрямь получился чудом.Скрыть