Последние песни для медленного танца

Время беспощадно, оно как волчица, Вот мы сидим здесь, а оно мчится Бергман «Последние песни для медленного танца» — один из ранних фильмов Джона Джоста, но, тем не менее, именно эту картину американский режиссёр чаще всего называет в числе своих несомненных удач. Она была снята полулюбительским способом с участием непрофессиональных актёров, в числе которых первую скрипку играет Том Блэйр — альтер-эго Джоста на протяжении многих лет. Ему довелось стать, можно сказать, зримым воплощением магистральной темы режиссёра о развращающе...й власти денег. Алчный предприниматель в «Прицельном огне», напротив, по-своему милый владелец лесопилки в «Постель, в которой спишь», любящий свою семью и уважающий своих рабочих. Наконец, Том — возможно, самый сложный образ в короткой фильмографии Блэйра. Это заурядный обыватель, который путешествует по штату в поисках работы. У Тома есть семья, но он не очень к ним привязан. Напротив, его жизнь — это дорога и, кажется, всё его существование лишь бегство от себя. Он никто, его не знают, не интересуются его мнением. Том ни для кого не важен и не нужен. В мире капитала, где вся власть у кучки богачей, а знаменитости отнюдь не всегда достойны своей славы, Том лишь винтик. Он незаметно живёт и также напрасно покинет этот мир, не оставив после себя ничего, кроме прибавочной стоимости, оседающей в кармане капиталиста. Он лишь пыль с американских просёлочных дорог. Как уже говорилось, Джон Джост, как и многие большие режиссёры, всегда снимал один и тот же фильм, просто показывая свою главную тему — гибельности власти денег — с разных сторон и через разных героев. «Последние песни для медленного танца» во многом перекликаются с одним из лучших фильмов режиссёра «Инсценировка» в том плане, что Том тоже маргинал, а по своим взглядам ещё и потенциально опасный тип. Однако если в более позднем фильме преступления персонажей вполне можно было объяснить их подростковым максимализмом, стремлением получить всё и сразу, то в этом ленте всё не так просто. Ведь герой Блэйра уже вполне взрослый человек, чьё мировоззрение сложилось как раз на рубеже 1960—1970-х гг., когда идеи свободы, равенства, братства были на слуху у всех. Но протест против традиционного устройства общества, против несправедливого распределения общественных благ в итоге ни к чему не привёл, да и не мог привести. Он вспыхнул и сгорел. То, что горит слишком ярко, быстро и гаснет. И уже не остаётся следа; искра потухла, лишь на миг осветив всё вокруг. Том социопат, им движет лишь зависть относительно тех, кому повезло больше, чем ему. Страсть к лёгкой наживе трансформировалась в ненависть к людям, его окружающим. Он как зверь-одиночка, лишь считает шажочки, отделяющие его от свободы. Но в его понимании свобода не предусматривает никакой ответственности. Ешь, пей, веселись, душа моя — вот это и есть мечта для таких людей. Джон Джост обрамляет повествование мотивом дороги и кантри-музыкой, которую так любит Том. Весёлые мотивчики, словно чтобы сделать само бытие более приятным. Не думать ни о чём и просто следовать по жизни, катить в своём фургончике по американским дорогам, ругать богатых, вечно раздражаться, не имея ни сил, ни желания что-то осознать в мироздании. Деньги. Они развращают. Не только когда их полные карманы, но и когда их почти вовсе нет. Ведь всё, о чём мечтает Том — это лишь заработать, чтобы быть не хуже остальных. Капитализм приучил людей к вечному движению по кругу. Заработал — потратил. Подобно как человеческие судьбы вращаются в колесе сансары, также и деньги имеют свой круговорот. Время умирать и время рождаться Время обнимать и время уклоняться В мире, где мерилом всего является доллар, никогда не будет место морали. Том не задумывается ни о чём. Культ безграничной свободы, который проповедовали хиппи, был усвоен на подсознательном уровне и простыми обывателями. Ведь Том едва ли когда-либо состоял в неформальной среде. Якобы немотивированное насилие, учинённое Томом в финале, на деле следствие не только его социопатии, но и, что более важно, общей атмосферы, царящей в обществе. Капитализм построил мир на трёх китах — деньги, карьера и успех. Круговорот людей, круговорот идей — и лишь холмик в ограде в конце этого пути. Джон Джост, в отличие от режиссёров-экзистенциалистов Европы, прежде всего Микеланджело Антониони, приспосабливает философию существования к социальной критике американского истеблишмента с левых позиций. Причём мастер не боится идти до конца, казаться непримиримым, неудобным. Он не осуждает Тома, ибо понимает, что дело не в нём конкретно. Когда людям с малых лет внушают мысль, что тот, у кого есть деньги, свободен и что показателем успеха являются именно финансы, желательно опубликованные в списке «Forbes», всегда будут те, для кого нравственные заповеди уже не авторитет. Ведь важен не человек, а сколько у него денег. В итоге получается почти по Дюркгейму — отсутствие норм и сдерживающих табу в обществе, где считается хорошим тоном идти к мечте несмотря ни на что, всегда будет приводить к агрессии. Отсутствие успеха порождает злость, а зависть вовсе не становится двигателем прогресса — напротив, она уничтожает душу человека, превращая его в озлобленного, готового бить и крушить, обывателя. Деньги. Американская мечта, вмиг захватившая весь мир. Рекламные плакаты, телерепортажи, списки «Форбс» — всё кричит о власти денег. Роскошь жизни одних порождает зависть у других. Ведь бедные тоже хотят пить «Martell», а не водку. В мире капитала жизнь — лишь погоня за богатством, вечное и неостановимое движение, где часто финишом является не блеск злата и не шуршание зелёных бумажек, а бессильный выход ярости — бессмысленный и беспощадный. 8,5 из 10Скрыть