Кажется, это сон. Это всего лишь успокоительный морок сна, лишенного страхов и сомнений, лишенного всяких ограничений и сиюминутных безумств. Силлогичное погружение в иную реальность за пределами обычного сознания, распотрошенного изнутри множеством противоречий. Паутина собственного разума, лабиринт, в который можно войти, но нельзя выйти. Давящие стены класса рассеиваются в белесом тумане, потолок исчезает и истончается до состояния молочной пленки, но нет ни звезд, ни облаков, ни луны. Нет ничего. Лишь плотная чернь таинственной комнаты и поиск в ней ответов на вечные вопросы бытия. Поиск жизни в безбрежном океане смерти.
Дебютная короткометражка известного и даже культового в узких кругах испанского режиссера и сценариста Начо Серды, фильм «Пробуждение» 1990 года, снятый им в сотрудничестве с Этаном Джейкобсоном и Франциском Стором и ставший первым томом его так называемой «Трилогии любви и смерти», лишь приоткрывает завесу над таинствами жизни и смерти, представляя из себя на выходе предельно лаконичную, но при этом стилистически совершенную, визуально сбалансированную и философически законченную по степени своего мыслепотока зарисовку в черно-белых тонах. В «Пробуждении» в равной степени угадываются как кинематографические мотивы сюрреализма, авангарда и поп-арта — от Сальвадора Дали до Энди Уорхола с Дэвидом Линчем — так и элементы магического реализма, ибо суть ленты можно трактовать и в разрезе притчевого нарратива, очень условного в рамках воссозданного на экране сна главного героя. Причем по отношению к сим культовым творцам, фильм Начо Серды не есть вторичным. Искусно переработав их изыскания, Серда представил свой, аутентичный и оригинальный, взгляд на кинематограф, препарировав по своему усмотрению типичные для сюрреализма находки и посмотрев на природу сна не под углом предполагаемого фрейдизма, а под углом метафизического и эзотерического мистицизма и напряженной умозрительности.
Сна, который к финалу окажется вовсе не сладостной дремой уставшего студента, а началом ночного кошмара еще толком не познавшего жизнь молодого мужчины, который, заснув случайно в аудитории, попал по ту сторону реальности, и открывшаяся ему ее тайна не принесла ничего, кроме боли, невыносимой боли, и страданий, невероятных страданий. Но это его путь к фактической внутренней свободе, переход на иную ступень собственного бытия, когда он, согласившись отринуть плоть во имя духа, перестает существовать, но начинает жить, парадоксально отменив для себя ношу жизни. Фильм будто стремится изощренно загипнотизировать зрителя, продлить восемь минут сна главного героя на многие часы, погрузить в вязкий липкий коматозный бред, и долго вести через туннель к свету, который будет так далек.
И смерть, которая априори обязана быть жестокой стервой, не ведающей чувств и слабостей, в «Пробуждении» становится благом, тем спасительным кругом для всех, чья жизнь ничтожна и жалка, лишена смысла и благородства. Кажется, не герой выбрал этот путь, хотя он был к такому исходу готов. За него было все решено свыше, запрограммировано вселенской матрицей, и он предпочел не бороться, не сражаться, не переписывать все с чистого листа. Он выбрал сон, но пробуждение для него не гарантировано. Пробуждение среди живых.
Кажется, это сон. Это всего лишь успокоительный морок сна, лишенного страхов и сомнений, лишенного всяких ограничений и сиюминутных безумств. Силлогичное погружение в иную реальность за пределами обычного сознания, распотрошенного изнутри множеством противоречий. Паутина собственного разума, лабиринт, в который можно войти, но нельзя выйти. Давящие стены класса рассеиваются в белесом тумане, потолок исчезает и истончается до состояния молочной пленки, но нет ни звезд, ни облаков, ни луны. Нет ничего. Лишь плотная чернь таинственной комнаты и по