Родиться бы сто лет назад/ и, сохнущей поверх перины,/ глазеть в окно и видеть сад,/ кресты двуглавой Катарины;/ стыдиться матери, икать/ от наведенного лорнета,/ тележку с рухлядью толкать/ по желтым переулкам гетто;/ вздыхать, накрывшись с головой,/ о польских барышнях, к примеру;/ дождаться Первой Мировой/ и пасть в Галиции — за Веру,/ Царя, Отечество, — а нет,/ так пейсы переделать в бачки/ и перебраться в Новый Свет,/ блюя в Атлантику от качки. — Иосиф Бродский «Леиклос».
Были времена, и Российская Империя стремительно расширялась. В брюхе колоссального монстра, увенчанного двуглавым орлом, разместились завоеванные территории. Реки, поля, города. Разные народы. В том числе и еврейский народ. И вот настал конец девятнадцатого века, начались массовые погромы. Примерно в это же время Шолом-Алейхем приступает к циклу рассказов о Тевье-молочнике из Анатовки, он продолжает работу двадцать лет, вплоть до Первой Мировой. Годы спустя, с ростом популярности «Тевье-молочника», драматурги начали создавать пьесы на основе этой книги. Американский драматург Джозеф Стайн стал одним из них. Он пишет либретто к мюзиклу «Скрипач на крыше». Успех музыкального спектакля на сцене Нью-йорка и Лондона позволяет режиссеру Норману Джуисону через несколько лет после премьеры сделать киноверсию мюзикла. Разница между книжной историей, написанной Шолом-Алейхемом, и историей на экране, огромна. Но сходство осталось в главном. Это неунывающий, остроумный, находчивый местечковый еврей Тевье, отец пяти дочерей, три из которых на выданье.
Тевье беден. На хромой кляче он развозит по округе молоко, сыр, масло. Иногда лошадь не может везти товар и Тевье сам впрягается в телегу. Но даже самая тяжелая работа не мешает молочнику мечтать о богатстве и счастливой жизни. И тут Йента-сваха приходит в гости к его жене Голд и сообщает, что зажиточный мясник Лазарь Вольф сватается к дочери молочника, Цейтл. Кажется, удача улыбнулась Тевье. Подумаешь, мясник вдвое старше невесты и некрасивый. Отец невесты и будущий жених быстро договариваются о свадьбе и напиваются в местной корчме. Пьяные евреи дружно танцуют с не менее пьяными малороссами, не подозревая о грядущих волнениях. И если поначалу жизнь молочника и жизнь иудейского населения Анатовки показываются обособленно, то чем ближе развязка, тем явственней ощущается связь Тевье с другими евреями местечка. Свадьба Цейтл и мясника Лазаря Вольфа не состоялась. Цейтл выходит замуж за бедного портного Мотла. Тевье стойко переносит этот удар и благословляет дочь. Свадьба является переломным моментом в фильме, гости шествуют в летних сумерках к хупе, держа в руках каждый по маленькому огоньку. Скрипач улыбается, сидя на крыше. Но судьба местечковых евреев уже предрешена в высоких кабинетах.
До участия в фильме Джуисона израильский актер Хаим Тополь сотни раз играл роль Тевье в мюзикле. До мелочей отработанные движения персонажа, реплики, взгляды особенно ярко проявились в песне «If I Were a Rich Man». Молочник поет о своем желании разбогатеть. Песня адресована богу, то есть, по сути, является молитвой. Но исполнена Тополем с искрометным оптимизмом, озорством. В песне виден характер Тевье. Характер его жены Голд воплощен в песне «Sabbath Prayer», она хранительница очага, надежная жена и мать. Живописная природа штетла используется режиссером на полную для придания дополнительной атмосферности — если в начальных эпизодах картины природа млеет на макушке лета, затем, после свадьбы, постепенно холодает и, в конце концов, народ бродит по холодым раскисшим дорогам в поисках истинного пути. Причем в первой части фильма на фоне сочного украинского июля колоритные персонажи еврейской части села становятся еще ярче, а «они», малороссы, показаны в серых, приглушенных тонах. Даже в блестящей сцене танцев в корчме серость коренной части никуда не исчезает. Но с течением истории яркость природы и персонажей понемногу глохнет и история переходит к своей философской части.
Как говорил Рабби из Анатовки: «Для всего на свете есть молитва». Развязка в фильме напомнила мне кадры из фильма режиссера Хржановского «Полторы комнаты». В одной из сцен юный пионер Иосиф Бродский подслушал разговор родителей, когда они обсуждали вероятность высылки евреев из страны в разгар «Дела врачей». В воображении Иосифа в ленинградское небо взмыли скрипки, виолончели и пианино, стройными рядами полетели куда-то вдаль духовые инструменты. Они улетали из города под веселые и грустные еврейские мелодии. Еврейский народ за свою историю множество раз переживал гонения, не желая растворяться в других народах, поддерживая свои традиции, читая древние молитвы на все случаи жизни и воспринимая исход как нечто почти обыденное. Шолом Алейхем повторил судьбу своих героев и уплыл в Нью-Йорк. Двадцатый век заговорил с американским акцентом.
8 из 10
Родиться бы сто лет назад/ и, сохнущей поверх перины,/ глазеть в окно и видеть сад,/ кресты двуглавой Катарины;/ стыдиться матери, икать/ от наведенного лорнета,/ тележку с рухлядью толкать/ по желтым переулкам гетто;/ вздыхать, накрывшись с головой,/ о польских барышнях, к примеру;/ дождаться Первой Мировой/ и пасть в Галиции — за Веру,/ Царя, Отечество, — а нет,/ так пейсы переделать в бачки/ и перебраться в Новый Свет,/ блюя в Атлантику от качки. — Иосиф Бродский «Леиклос». Были времена, и Российская Империя стремительно расширялась. В бр