Дымка шуршащей листвы, ломаные силуэты деревенских домишек и трамвай, оживляющий аппликационную глушь торопливым стуком колес. Его звук смешивается с незатейливо простой и невероятно знакомой солдатской песней, эхом отражающейся от каждого штриха художника и растворяющейся в нарушенной перспективе рисунка. Между синеватой вуалью теней и искрящимися островками солнца кипит армейская жизнь с ее монотонными делами-ритуалами. Простые люди с добрыми глазами-бусинками и знаменитыми, узнаваемыми всюду русскими носами картошкой муштруют, несут караул, дневальство, проводят маневры. Тишь да благодать, поэтому неудивительно, что именно здесь, за фигурами людей вдруг встают серебряные тени и превращаются в ангелов-хранителей. Они, похожие на своих непутевых подопечных как две капли воды, ходят по дорожкам, мирно беседуют, и свет насквозь их мреет, будто и нет никого, лишь в добрых делах да порядке заметно их присутствие.
Но вдруг этот мир нарушает Преступление. Хотя, скорее, незначительный грешок, который должен был бы пройти так же незаметно, как случайная простуда у забывшего надеть шарф, но развился до грандиозных нравственных мук. Велико его влияние на героев, глубоко раскаяние! Совершенно по-другому меняется жизнь у грустного Унтера, на самом деле, не такого «козла на бочку», каким его считали, у «Дуботолка»-Прохора, практичного, но неблагодарного, даже у «лампадной души» Антошки, скорее невинного инока, чем солдата.
Сладость доброты, удовлетворение справедливости, спокойствие нравственности. Елена Чернова искренне верит в возможность всего этого, может, и нам поверить? Может, и нам с головой окунуться в сказку и отправиться «не в некоторое царство, но в Российское государство» по рисункам, хранящим тепло традиционной анимации?
Сколько света и счастья дарит мягкий голос дедушки Ленькова, поэтичные диалектизмы Саши Черного, автора оригинального текста, графика Новиковой и Телегина, не теряющая своего блеска даже среди других, не менее ярких шедевров серии «Горы самоцветов»! Так и хочется написать письмо в уже ставшую родной шестую роту. И пусть еще белеет свежая краска на лицах солдат, пусть только-только оторвана кисть от рисунка, все равно: они уже живые! Уже можно до них дотронуться, до их души — лишь протяни руку.
Все очень просто: дружба и взаимопомощь, порядок и честь. Верные ангелы твой сон в ненастье сохранят, грусть-печаль усмирят, совесть пробудят, уму-разуму научат, а может, и черную душу выполоскают. Вспорхнет такой крылатый во сне и просто, понятно скажет: «Шестая наша рота, как орешек, ужели мы же ее под каблук?», «Не себя жалей, а того, кто себя потерял», «Свое горе сам терпи — на других не перекладывай». Беспечный покой восстановится вновь, и как круги по воде, над маленьким поселением разольются в бесконечность песнопения ангелов, благословляющие и всепрощающие небесные хоралы.
Дымка шуршащей листвы, ломаные силуэты деревенских домишек и трамвай, оживляющий аппликационную глушь торопливым стуком колес. Его звук смешивается с незатейливо простой и невероятно знакомой солдатской песней, эхом отражающейся от каждого штриха художника и растворяющейся в нарушенной перспективе рисунка. Между синеватой вуалью теней и искрящимися островками солнца кипит армейская жизнь с ее монотонными делами-ритуалами. Простые люди с добрыми глазами-бусинками и знаменитыми, узнаваемыми всюду русскими носами картошкой муштруют, несут караул,