Драма "Табор уходит в небо" - творение режиссёра Эмиля Лотяну, которое прошло с триумфом по кинотеатрам не только Советского Союза, но и многих зарубежных стран. За границей картину чаще всего представляли её автор и исполнительница главной роли, Светлана Тома, создавшая на экране образ жгучей красавицы-цыганки Рады - свободной и неукротимой. Добиваясь её любви, теряет голову такой же гордый, как и Рада, конокрад Лойко Зобар (Григоре Григориу). К чему приведёт эта страсть, уже давно знают поклонники творчества Максима Горького: фильм "Табор уходит в небо" создан по мотивам его произведений. Далеко не всегда сумасшедшее, безудержное и взаимное чувство дарит влюблённым счастье... Впервые они встретились, когда Зобар был ранен преследовавшими его жандармами: кража дорогих скакунов не прошла даром. В погоне Лойку потерял одного из своих трёх друзей. Истекая кровью, он словно во сне увидел рядом черноокую девушку, которая исцелила его раны и запала в душу. Она исчезла, словно видение, и только потом, мечтая о неизвестной чайори, Зобар узнал, что эта колдунья - дочь Данилы-солдата (Всеволод Гаврилов) из табора Нура (Михаил Шишков). Ради Рады Лойку был готов на всё на свете, но непокорная девица, тоже признавшаяся в своей любви, поставила условие: она станет женой Зобара только после того, как он поклонится ей в ноги перед всем табором и поцелует её правую руку. На это гордец не смог согласиться, но и уступить свою любимую кому-то другому тоже не пожелал. Под рукой оказался кинжал, и день, который мог бы стать свадебным, принёс великое горе. КомпозицииФеноменальный успех картины критики и зрители связывают не только с тематикой картины, удалым цыганским размахом, но и музыкой Евгения Доги. С этим композитором Эмиль Лотяну работал не раз. Проникновенность мелодий Доги, отражающая глубину переживаний главных героев, превратила "Табор" в симфонию жизни - подлинной и крылатой. Старинные цыганские песни звучат в обработке ростовского музыканта Тахира Боброва. СъёмкиФильм "Табор уходит в небо" снимали в Вильнюсе, Виноградове и в Карпатах. Светлана Тома вспоминала, что работать приходилось в тяжёлых условиях: вставали в пять часов утра, трудились до изнеможения среди жары и пыли. Эмиль Лотяну, как режиссёр, был крайне требовательным, раздражённым, деспотичным. Его эмоциональность передавалась актёрам, и в результате получался тот накал страстей, который был необходим для воплощения замысла. В съёмках участвовали настоящие цыгане, и Лотяну позаботился о том, чтобы исполнительница главной роли воспринималась ими как особа незаурядная. В результате ромалы признали Светлану Тома за свою, и однажды знатный баро упрекнул русскую актрису: "Ты - цыганка, только скрываешь это. Нехорошо!" КурьёзВ Харькове, где С. Тома представляла фильм в одном из центральных кинотеатров, произошла неприятная история. В ожидании картины местные цыгане выкупили весь зал и расположились в нём с едой и напитками, ожидая свою Раду, но вместо чайори в пышных юбках и цветастой шали к ним вышла скромная молодая женщина в очках и завязанными в "хвостик" локонами. Никто не узнал в Светлане ту экранную жгучую красавицу, и зрители устроили бунт, требуя директора и грозя ему судом. СлаваКопии фильма "Табор уходит в небо" были проданы в 120 стран мира. В 1076-м году картина стала лидером советского кинопроката. В том же году на Международном кинофестивале в Сан-Себастьяно шедевр Лотяну получил главный приз - "Золотую раковину". В 77-м "Табору" достался диплом за лучшую режиссуру в Праге, а в 78-м - почётный диплом за изобразительное решение в Париже. На Международном кинофестивале в Панаме Светлана Тома получила премию за лучшее исполнение женской роли (1977 год).
Луйку Зобар — лучший конокрад в округе, человек удачи, брат вольного ветра. Рада — гордая дочь цыганского баро, чью колдовскую красоту разве что на скрипке сыграть. Встретились двое — и закипела степь, запылало небо, занялись сердца; но что сильнее, любовь друг к другу или любовь к свободе, только небо и знает.
Эмиля Лотяну именуют не иначе как «последний романтик советского кино»; это выражение прикипело к нему так же прочно, как «великий и могучий» к русскому языку. Романтика его, в пику сегодняшним о ней представлениям, лишена слащавой предсказуемости ароматических свеч и дорожек из розовых лепестков. Это романтика порыва, свойство натур увлекающихся, горящих, мечтательных и способных ради этой своей мечты на все. То ли причина в родине, несколько раз менявшей гражданство, то ли в самой молдавской природе, воспитавшей его художником и поэтом, но у Лотяну, поколесившего по странам и весям, несомненно, душа кочевника. И романипэ — дух цыганской вольной жизни со всей ее цветастой культурой и будоражащей музыкальностью — он, гаджо, чувствует удивительно остро. Однако, хоть собирали актеров среди настоящих — по крови и духу — цыган, и не по столичным театрам, а по дальним деревням России, — аутентичность традиционного уклада в приоритетах не стояла. Режиссер не отображает жизнь, а пишет заново, словно многоцветное полотно, рисует не типичные черты, а только сочные, броские детали. Цыгане Лотяну — это цыгане Пушкина и Горького, страстные, гордые, экзотически яркие, созданные не жизнью, но поэтическим воображением не одного поколения творцов.
Это и нравилось. У зрителей картина пользовалась не успехом, а огромной, бесконечно преданной любовью. «Табор» вышел в 1975 году, когда о романтизме (как направлении в искусстве) помнили разве что школьники. Занесенный на русскую землю после французской революции, он окончательно угас к революции октябрьской: советскому строю романтизм был без надобности, ему нужно было воспитать поколение реалистов и тружеников, которым мечтать разрешено только о коммунизме. Согласно радужным отчетам партии, он неуклонно приближался — вот и народ стал жить куда лучше. Однако и у самых сытых где-то в душе саднило от неудовлетворенности, и люди шли в кино — за чужой мечтой, за сказкой. В «Таборе» было и то, и другое, но, при этом, ни следа, ни грамма скучной, опостылевшей реальности. Фильм предлагал погрузиться в иномир, в миф, где любые привычные вещи, события и чувства наделены чрезмерными, усиленными чертами. Если любовь — то в полнеба, если дружба — то навек, если смерть — то такая, какую герой сам себе выберет, а уж если жизнь, то праздник, нескончаемый карнавал. Даже время и место действия в ленте — когда-то и где-то. Где-то в Закарпатье, судя по горам и нарядам; когда-то в начале двадцатого века, судя по обрывкам разговоров военных, которых спустя пару минут Зобар с товарищами собирается обокрасть. Род занятий неблагородного разбойника Луйку осуждения не вызывал: нельзя же обвинить солнце в том, что оно светит. Как не поднималась рука осудить Раду за ее гордыню, за нарочитую театральность манер — очень уж хороша, чертовка. Не по-советски, а по-сказочному, по-дикарски хороша.
Лотяну и кино снимал как сказание, легенду, как образ из сна или детства — чистый, солнечный образ ускользающего счастья, которое вот-вот будет потеряно. А легенде необходимо иное кинематографическое пространство — безбрежное, безграничное, во весь мир. У этого простора нет ни дверей, ни замков, вместо крыши здесь небосвод, вместо стен — цветущие зеленые заросли, вместо прирученного домашнего очага — дикий кочевой костер. Своим влюбленным режиссер застилает поля, своим мертвым дарит землю. Как опознавательными маркерами играет цветом: мрачным черным метит безликую обыденность; выцветшим синим — закон, который и не закон вовсе, потому что слаб; огненно-желтым — жизнь и молодость; белым — силу и смелость; а красным, конечно же, рифмует кровь с любовью, и это не выглядит ни избитым, ни пошлым. И язык здесь, словно из сказаний: густой, концентрированный, афористичный, диалоги строятся из пословиц, рожденная без метафор мысль тут же умирает, не взлетев. А «из всех вин самое пьянящее — это воля». Не свобода (которая равенство, братство и иные, насажденные извне ценности), а именно воля, выраженное, направленное желание, внутренняя потребность во внешнем просторе, руководит поступками персонажей, — и в том вся суть. В том сила, в том и слабость.
Основным же языковым средством картины стала музыка. Песня в «Таборе» универсальна: она связывает эпизоды воедино, задает сценам настроение, объясняет, наставляет на путь. Летит по полю цыган — и песня летит вместе с ним, хорошо цыгану — и песне хорошо, больно цыгану — ничто, как песня, не передаст эту боль лучше. Это не та музыка, что способна остаться только фоном, теперь она сама полноценный участник действия, особая субстанция, из которой Лотяну строит, ткет и выпевает, вынимая из груди вместе с сердцем свое кино. В этом буйстве звуков, звоне и плаче голосов — душа табора, и, может статься, душа самого Эмиля. Только в таком, поэтически насыщенном пространстве способны дышать его герои, приподнявшись над действительностью, уходя с каждым шагом за горизонт, вплавляясь в горящий закат. История Луйку и Рады — своего рода история грехопадения, безбожного, языческого падения птиц в полете, которые клетке предпочли гибель. История, которая в иных декорациях с иными людьми не вызвала бы ни сочувствия, ни, тем паче, восхищения. Но миф на то и миф, чтобы жить вечно. Как потерянный рай нашей мечты, как дверь в полузабытое детство, которую не хочется, да и нельзя закрывать, иначе можно потерять и истинных себя: живых, юных и упоительно грешных.
Время романтиков вышло. Табор ушел в небо, а мы остались ходить по земле.
Так называется главная красивейшая музыкальная тема фильма, День и ночь.
Действительно шедевр своего времени, пересмотренный десятки раз, наполненный великолепной музыкой. История, рассказанная и пропитанная духом того времени, когда дворянин мечтал жениться на красивой цыганке, создать с ней прекрасную семью, ведь в ней есть и преданность, и дикость, и страсть, и самая крепкая любовь. Таких ситуаций в те времена было достаточно много, ведь цыганские красавицы испокон веков считались особенными, и укротить такую было великим счастьем. И здесь тоже возникнет вопрос — кого же выберет такая своенравная и свободолюбивая Рада, сможет ли она дать шанс богатому дворянину, покориться смелому и страстному Забару, или ее сердце отдано лишь свободе, дороге и мечтаниям дойти до края Света?
Может быть игра актеров, действительно, далека от современных идеалов, но в этом тоже есть очарование и шарм кинокартины, фильм не похож на другие. Здесь главная героиня — сама история. В ней есть и уклад цыган того времени, семейность, любовь к свободе и музыке, из слез в безмерную радость и обратно. В фильме достаточно драмы, но и место для юмора тоже имеется, а также, естественно, для любви и страсти — главные составляющие любой цыганской истории! Страсть, огонь, все по максимуму, в крайностях, но именно поэтому нами и нашими родителями, бабушками и дедушками так ценится их искусство и музыка!
И ведь именно красивая и такая разная музыка Н. Жемчужного занимает в фильме чуть ли не центральную роль! Конечно, какому-то зрителю могут быть непонятны мелодии или тексты, как, например, непонятны слова во французском шансоне или оперных ариях, но нашим мамам и бабушкам не составляло труда узнать о чем песня, в чем ее суть, проникнуться настроением! Там нет ничего сложного, но в то же время это действительно тонкое музыкальное искусство, способное заинтересованного слушателя затронуть до глубины души!
История, наполненная запредельной страстью, загадочностью и своенравностью, полной самоотдачей персонажей, великолепной музыкой, танцами, костюмами, а также исключительной любовью к лошадям! Здесь и любовь, и дорога, и пейзажи, и доля эротики (совсем капля, позволенная НЕ цыганке Светлане Тома), и дружба, семья, веселье и слезы, дети и старики, максимум эмоций, хождение по краю, но без этого не получился бы один из самых популярных фильмов советского времени, единственный в своем роде о цыганах, со своим шармом и великолепной музыкой, которую любят и хотят слышать до сих пор!
Обязателен к просмотру чувственным людям, способным воспринять искусство! Естественно, 10 из 10.
Луйку Зобар — лучший конокрад в округе, человек удачи, брат вольного ветра. Рада — гордая дочь цыганского баро, чью колдовскую красоту разве что на скрипке сыграть. Встретились двое — и закипела степь, запылало небо, занялись сердца; но что сильнее, любовь друг к другу или любовь к свободе, только небо и знает. Эмиля Лотяну именуют не иначе как «последний романтик советского кино»; это выражение прикипело к нему так же прочно, как «великий и могучий» к русскому языку. Романтика его, в пику сегодняшним о ней представлениям, лишена