Современному польскому кинематографу определенно не хватает культа духа. Ныне в нем царствует, как почти повсеместно, культ тела и культ плоти. И хоть такие старики от мира большого польского кино, взросшего еще во время тотальной заидеологизированности, как Вайда, Гоффман или Махульский, к примеру (ибо список титанов польского кино ХХ века велик) без фестивального успеха и зрительского внимания не остаются, по-прежнему кропая ленты на историческую, но вечно актуальную тематику, польский кинематограф, обращенный в самую что ни на есть прозаическую современность, застыл в состоянии тотальной стагнации. Все по шаблону, и польская современность, показанная без излишней упрощенности, развлекательности, бытовушности или чернушности (а по этой тривиальной траектории прошел весь кинематограф перебродившей в социализме Восточной Европы) кажется, не интересует совсем тех немногочисленных польских режиссеров «новой формации», среди коих наибольшую известность приобрела Малгожата Шумовска, до определенного времени своего творчества не тянувшая на по-настоящему новое и свежее лицо, ибо, если брать во внимание все ее фильмы, постановщица никогда и не стремилась к революционным высказываниям, будучи консерватором и мещанкой, стремящейся к крайне посредственному морализаторству (но это не помешало ей быть замеченной и взволнованной Фон Триером, хотя это совсем другая история).
Последний же по счету полнометражный фильм Малгожаты Шумовской, драма «Тело» 2015 года, представленная в рамках нынешнего Берлинале и отмеченная призом за лучшую режиссуру, стремится, пожалуй, открыть новые грани режиссерского таланта Шумовской, будучи, невзирая на трагичность сюжета, фильмом предельно доступным, но в то же время и непростым. Шумовска в этой картине достигает непривычной для себя чистоты и ясности посылов, без натужного морализаторства и шелухи многословности, на поверку оказывающейся обыкновенными пустотой или утрированием затронутой проблематики. Причем на первый взгляд «Тело» возводит в многократную степень культ этого самого тела, затрагивая ныне уже к тому же всемировую проблему анорексии. Среди фильмов сугубо художественного плана «Тело» становится чуть ли не первым внятным высказыванием на тему этой болезни, не уходя при этом в черноту беспросветной чернухи, ибо фильм Шумовской предлагает на выходе множественные решения и выписывает рецепты излечения, ибо постановщица не стремится огульно обвинять общество, кидать навоз в сторону глянца и гламура, но выкристаллизовывает мысли о том, что во всех своих бедах виновны лишь люди, и исключительно они сами должны переоценивать собственную жизнь, начинать любить свои тела и воскрешать собственный дух. В финале уже фильм Шумовской культивирует воспрявший Дух, пришедший на смену уродливому Телу. Кажется совершенно не случайным тот факт, что главным героем ленты становится следователь, который по долгу своей длительной и почти уже мучительной службы в органах правопорядка привык лицезреть тела в самом непотребном, изуродованном и изможденном виде. Телу в картине отведена исключительно судебно-медицинская роль, тело как оболочка, тело как средоточие грязи, пороков и страстей людских, тело без души. И для Януша тело всегда было не более чем бессловесным трупом, очередной жертвой очередного преступника, которого он обязан споймать. Он очерствел и в общем-то стал самым настоящим циником, которому уже глубоко все равно, что творится в мире вокруг него. Во всяком случае, он пытается таковым казаться.
И если в первые минуты своего действа «Тело» представляется натуральной черной комедией, то в дальнейшем, даже при сохранении нот некоей гротесковости, комичности, несерьезности, ощущения дерзкого смеха сквозь водопады слез, Шумовска ловко и незаметно сменит вектора идей и направления нарратива, выведя на первый план глубинную человеческую трагедию, с которой столкнется Януш, когда в его жизнь ворвется непознанная дочь Ольга, впавшая в депрессию после смерти матери и доведшая себя от отчаяния до состояния костлявой мумии, став тем самым Телом, смириться со страданиями которого Януш не сможет уже. По мере развития сюжета становится очевидно, что Януш, преданный своей работе, был и плохим мужем, и еще более плохим отцом, который не может ныне найти точки соприкосновения и понимания с дочерью, над поведением которой он не был властен. Ни раньше, ни теперь, но может все будет хорошо, и смерти удастся избежать? Шумовска в раскрытии универсальной темы конфликта отцов и детей(узже — отцов и дочерей) избегает излишне резких выпадов в сторону кого-либо из персонажей, не делая из Януша антигероя, а из Ольги — христианскую мученицу, предпочитая трезво оценивать всех и вся. В произошедшем с ней психическом сломе виноватых много больше одного, и, прежде чем лечить Тело, нужно вылечить Душу. И не только Ольге, но и самому Янушу, который в общем-то не искал любви своей дочери, не нуждался ни в ком, тлел в своей отчужденности. Но лишь когда в его жизнь ворвался сам Ад, а плоть и кровь его, дочь Ольга, пускай и нелюбимая по-настоящему, обрекла себя на муки, ему открылась истинная суть вещей, ранее им брошенная на отречение, что дух без тела невозможен, как и тело без духа. И спасая тело своей дочери, он спасает свою душу.
Современному польскому кинематографу определенно не хватает культа духа. Ныне в нем царствует, как почти повсеместно, культ тела и культ плоти. И хоть такие старики от мира большого польского кино, взросшего еще во время тотальной заидеологизированности, как Вайда, Гоффман или Махульский, к примеру (ибо список титанов польского кино ХХ века велик) без фестивального успеха и зрительского внимания не остаются, по-прежнему кропая ленты на историческую, но вечно актуальную тематику, польский кинематограф, обращенный в самую что ни на есть прозаичес