Категорически не согласен. Это очень глубокая, невероятно человечная картина большого мастера. Главное слово здесь — ЧЕЛОВЕК, и невероятная, проникновенная доброта главной героини к каждому из нас. Сложно сформулировать даже, чем конкретно картина так сильно берет за душу — тем более, кажется, образ весьма расхожий, тем более через 8 лет после хуциевского «Мне двадцать лет» и «Любить» Михаила Калика. Но — мы смотрим на мир глазами этого машиниста, сквозь её самоосознание, и тем поразительнее совпадения, которые мы видим.
В советском обществе первая и главная сублимация религиозного чувства (если позволительно выражаться столь коряво) выражалась в повышенном качестве гражданственности, превознесении её — и здесь это ощущается буквально в каждом кадре. Вообще, образ какого-то личного, малого, общественного чуда, выраженного в качестве непосредственной радости — излюблен советскими кинематографистами (на ту же тему, конечно, вспоминаешь и «Первый троллейбус» Исидора Анненского). Первые две минуты — охватывает чувство огромной глубины и человечности: каждый — важен пред Богом. Можно было бы сказать, что картина просоветская — но ведь зайдешь сейчас в трамвай.. А машинистка смотрит на нас — всё так же, как это запечатлела камера кинематографиста в 1972 году.
Категорически не согласен. Это очень глубокая, невероятно человечная картина большого мастера. Главное слово здесь — ЧЕЛОВЕК, и невероятная, проникновенная доброта главной героини к каждому из нас. Сложно сформулировать даже, чем конкретно картина так сильно берет за душу — тем более, кажется, образ весьма расхожий, тем более через 8 лет после хуциевского «Мне двадцать лет» и «Любить» Михаила Калика. Но — мы смотрим на мир глазами этого машиниста, сквозь её самоосознание, и тем поразительнее совпадения, которые мы видим. В советском обществ