В фильме много сбивчивых комментариев, спонтанных эмоций, неулегшихся страстей. Привлекали к разговорам бывших учителей Цоя в школе и ПТУ, каких-то актрис, режиссеров, журналистов, фанаток… Обсуждали феномен Цоя, его неожиданный взлет и «бессмертие». Кто-то, как водится, без меры восхвалял и обожествлял артиста, молился, рыдал и объявлял его наместником Бога на Земле, другие без конца склонялись к бытовухе, «романам», то там, то сям в разговорах фигурировала какая-то волчья шуба, в которой он когда-то впервые появился на публике, — это сочли проявлением перестроечной буржуазности… Одна дамочка на радио «Эхо Москвы» договорилась до того, что поставила Цоя выше… Высоцкого, и, по-моему, ее даже не поставили на место. Однако феномен Цоя действительно существует. При этом, заметьте, его апологеты никогда не обсуждают профессиональные и художественные качества музыки и текстов песен Виктора. Просто дежурно говорят: «Первый рокер страны, новое слово в поэзии, новый язык образов, символов». Между тем, мелодии песен Цоя чрезвычайно просты, если не сказать примитивны, их гармонии самые тривиальные, а гитарные аранжировки подчас неумелы и неизобретательны. Это слышно человеку, мало-мальски разбирающемуся в музыке.
Что касается текстов песен Цоя, то они и вовсе не свежи. В чем же новизна фразы: «Перемен требуют наши сердца, перемен требуют наши глаза», если учесть, что этот хит появился исключительно благодаря начатой Горбачевым (заметьте, Горбачевым, а не Цоем!) Перестройки в стране? Именно тогда весь рок вышел из подполья и заполонил собой все радиоэфиры и телеканалы. И именно Горбачев первым во власти заговорил о необходимости перемен в обществе, а Цой, как впрочем и другие рокеры, его только поддержали — кто талантливо, а кто — так себе. Цой — талантливо. Но не более того. Так в чем же тогда «гениальное провидение» Цоя, о котором без конца толкуют его фанаты? Они вообще жили в то время? Может быть, у них были завязаны глаза?
Уж если кто и был первым, кто за много лет до того предвосхитил и во многом приблизил Перестройку, так это именно Высоцкий. Душераздирающим отчаянием впечатались в душу его брызжущие кровью строчки: «И ни церковь, ни кабак — ничего не свято! Нет, ребята, все не так, все не так, ребята!» Конечно, ничего равного по степени откровенности, безоглядной смелости, дерзости и обнаженности нерва не мог написать и спеть больше никто. И обратите внимание: у Высоцкого, даже в самых, казалось бы, безысходных строфах и «песнях отчаяния» был созидательный мотив. У Цоя этого нет. Вероятно, с его мрачным, абсолютно пессимистическим восприятием жизни, ощущением вечного одиночества, неприкаянности и невероятной тоски это было просто невозможно.
Какие же образы в песнях Цоя кажутся кому-то откровением? «Звезда по имени Солнце»? Почитайте, друзья, восточную поэзию, полистайте Рабиндраната Тагора, там вы еще и не такое встретите. Песенка про «троллейбус, который идет на Восток»? Найдите и послушайте куда как раньше написанную гениальную миниатюру Булата Окуджавы «Синий троллейбус». Возможно, вы оброните слезу.
«Группа крови на рукаве, мой порядковый номер на рукаве»? Прочитайте мемуары Ольги Берггольц, «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, записки узников сталинских лагерей, и вам станет ясно, что и это далеко не ново.
Не спорю, очень удачен образ «пачки сигарет», с которой «все не так уж плохо на сегодняшний день»: человеку-неудачнику это реально вселяет большой оптимизм. Но тема удовольствия от курения как единственной радости жизни тоже уже была задорно обыграна прежде — в шлягере военных лет «Давай закурим» Модеста Табачникова, который, как ни крути, а серьезно превосходит популярность композиции Цоя.
А в чем, простите, яркость и новизна фразы «Я люблю ночь за то, что в ней меньше машин, я люблю дым и пепел своих папирос, я люблю кухни за то, что они хранят тайны, я люблю свой дом, но вряд ли это всерьез»? О чем это? Не набор ли случайных фраз из серии «что вижу, то и пою»? В огороде бузина — в Киеве дядька…
И таких «поэтических» несовершенств можно найти огромное количество едва ли не в каждой песне Цоя. Хотя, если меня спросят, какая моя любимая Витина работа, я назову скорее «Кукушку». Да, она тоже мрачная, но в ней есть ощущение некой внутренней силы: «Солнце мое, взгляни на меня! Моя ладонь превратилась в кулак! / И если есть порох, дай огня! Вот так!»
Его трудно ставить в один ряд с другими корифеями эстрады. Это всё-таки была больше молодежная субкультура на волне перестройки. Он создал свою эстетику, но он не поднялся до большой высоты, может быть, потому, что времени ему было отпущено мало. Всего где-то 3—4 года. 86-й, 87-й — и в 90-м его уже не стало. Это очень печально, но его творческий взлет был чересчур коротким. Может быть, он бы еще что-то создал, а может и нет. Но он сказал свое слово, создал некую свою эстетику, музыку, интонацию в песне, выразил интересы большого слоя, больших групп молодежи. Дитя перестройки.
В общем и безусловно, феномен Цоя остается. Но он отнюдь не в его стихах и песнях, как думают многие. Он — в самой личности музыканта. В его голосе, внешности, том достоинстве, с которым он нес себя по жизни и на сцене. Брутальный красивый парень в черном прикиде, восточной внешности, низким утробным голосом поющий какие-то вроде бы понятные и в то же время непонятные тексты, словно мантры-заклинания, он и тогда, и сейчас воспринимается многими как некий мессия, шаман, проводник Господа.
Скорее всего, так оно и было. И профессия человека в данном случае ничего не решает. Цой с таким же успехом мог бы быть математиком, инженером, аптекарем, учителем, строителем, врачом… Он все равно бы пел или… читал на площади молитвы, воздевая к небу руки. Или водил свою паству по пустыне, как Моисей. Он лидер, демиург. Его карма — вести за собой людей, говорить им о свободе духа, внушать некие простые истины на подсознательном уровне.
И художественные качества песен, поверьте, не играют здесь никакой роли.
В фильме много сбивчивых комментариев, спонтанных эмоций, неулегшихся страстей. Привлекали к разговорам бывших учителей Цоя в школе и ПТУ, каких-то актрис, режиссеров, журналистов, фанаток… Обсуждали феномен Цоя, его неожиданный взлет и «бессмертие». Кто-то, как водится, без меры восхвалял и обожествлял артиста, молился, рыдал и объявлял его наместником Бога на Земле, другие без конца склонялись к бытовухе, «романам», то там, то сям в разговорах фигурировала какая-то волчья шуба, в которой он когда-то впервые появился на публике, — это сочли пр