Вы еще ничего не видели

По-моему, очевидна аллюзия этого фильма Рене (вообще склонного к высококачественным аллюзиям, выводя постмодерн на уровень, которого не стыдились бы и создатели) и пресловутой фразы Сократа «Я знаю, что ничего не знаю». Я не стану ретроспективой возвращаться к своим безумно любимым фильмам классика кинематографа «Хиросима, Любовь моя» и «В прошлом году в Мариенбаде», равно как и к фильмам Оливейры, к которым невольно возвращаешься, глядя на этот в полной мере фильм процесса, в котором классик наконец может себе позволить наслаждать...ся каждой репликой и всей пьесой Жана Ануя и даже не поставить под сомнение инфантильность постановки вопроса пьесы и его решения — где драматург в духе экзистенциалистов наивно выбрал смерть, даже толком не рассмотрев жизнь — что могут себе позволить или очень молодые, или безнадежно пожилые. Трудно осуждать Рене в его возрасте за выбор первоисточника. Но как-то невольно вспоминаешь даже его последние Сорняки, где жажда жизни существует даже вопреки деструктивной реальности, в которой жизнь в принципе не имеет смысла. В общем, лично я получила не меньше удовольствия, чем от любого фильма Оливейры. И не могла не отметить это впервые возникшее сродство между двумя великими режиссерами. Но мы еще ничего не видели, режиссер, прожив жизнь, еще не готов учить, а Сократ утвержал, что он еще ничего не знает. Мне кажется, вполне достойный уровень философского понимания в серьезном возрасте режиссера преведший его к простым истинам — еще так много вещей, к которым мы только приступили, еще так мало того, что мы действительно знаем, так смешно вспоминать подростковое убеждение, что мы знаем и понимаем все, так нелеп результат по отношению к важности процесса..Скрыть

На первый взгляд кажется, что «Вы ещё ничего не видели» и «Любить, пить и петь» Алена Рене тождественны друг другу. Это один слог, одна рифма, одно существительное — театр, за кулисы которого предлагает заглянуть главный после Годара революционер кинематографа, театра, на подмостках которого разыграется вечная история любви и смерти, расхожий сюжет об Орфее и Эвридике. В сущности на поверхности общего между этими фильмами одного режиссёра, ставшими экранизациями пьес, немало: в обеих произведениях, жанрово смешивающих комедию и драму,... главный герой или умирает, или уже умер, основную драматургию обеспечивают герои второго плана, действие клаустрофобически оказывается замкнутым в пределах условного театра, а простота изложения кажется дико обманчивой, фиктивно неизобретательной. Да и итог обеих картин вроде бы рифмуется в канон «театр=жизнь». Но если» Любить, пить и петь» напрочь отвергал привычные для Алена Рене игры с реальностью, то эта картина, использующая мотивы двух пьес Жана Ануя, «Эвридики» и «Дорогого Антуана» при всей фабульной незатейливости и некоей стилистической неброскости, уравновешенной парочкой эффектных синефильских книксенов в сторону Хичкока, Ромера и Клузо, напоминает того самого концентрированного Рене, которому претит транслировать сугубо реалистические идеи, и которому важно все метафорическое, метафизическое, мистическое или надреалистическое. Что удивительно, «Вы ещё ничего не видели» при всей своей драматичности полно непривычной для постановщика иронии или даже самоиронии, ведь якобы скончавшийся Антуан так подозрительно схож на самого Рене, чье жизнь и творчество полны были мистификаций, философий и умозрительных конструкций в его собственной киновселенной, в которую много позже подселились и Линч, и Кубрик и кое-кто масштабом персоналий поменьше. Да и даже само обращение режиссёра к трагической любви Орфея и Эвридики не кажется просто случайностью, ибо нетрудно увидеть эдакого ерничанья выдающегося француза над теми, кто предпочел прочитать ouvre Мариенбад как переложение того мифа на язык кинематографических образов абстрактно-сюрреалистического плана. Это толстый намёк и на главный фильм режиссёра в его карьере, и в то же время то самое потакание желанию слепого большинства, учитывая сколь много снял Рене в лёгком жанре после 1986 года. Впрочем, «Вы ещё ничего не видели» является фильмом, в котором реальность множится натрое, а актёры и их персонажи меняются местами, причём финал картины искусно рифмуется с её началом. Экспозиция ленты крайне кинематографична, режиссёр с лёгкостью насыщает повествование множеством героев, давая им емкие и меткие характеристики. Это не тотальные метафоры надвселенского Мариенбада и не карикатуры Эйкборна. Довольно скоро реальность кинематографическая сменится театральной условностью, которая овладеет всеми без исключения, их роли корнями срастаются с их личностями, и вот уже фильм обретает реальность мифа, который происходит у нас перед глазами. В этой реальности, сотканной из такого триединства, за которым последует Любовь, Смерть, Искусство, Ален Рене обнаруживает для себя, что Эвридика вместо вечной любви предпочитает Смерть, вместо жизни тотальное бегство от неё, эскапизм от всего, что связывает её с прошлым и настоящим, а Искусство не всегда способно даровать бессмертие тем, кто даже любви ещё не заслужил. А потому Антуан, он же сам Рене, снова предпочитает правде обман, игру, правила в которой он написал сам, как и в кинематографе и в театре, который в сущности и есть тем средоточием творческого вдохновения и бессмертия. Обманув своих актёров, Антуан так или иначе, но обманул самого себя, превзошёл всех своей игрой на публику, вовлекая её все больше и больше в мир своих химер. Орфеем и Эвридикой Жан Ануй утвердил свою незыблемую гениальность, этой же пьесой Ален Рене решил завершить свой осознанный кинематографический бег, после которого будет лишь укутанная вуалью абсолютной скрытности Жизнь Райли.Скрыть

На первый взгляд кажется, что «Вы ещё ничего не видели» и «Любить, пить и петь» Алена Рене тождественны друг другу. Это один слог, одна рифма, одно существительное — театр, за кулисы которого предлагает заглянуть главный после Годара революционер кинематографа, театра, на подмостках которого разыграется вечная история любви и смерти, расхожий сюжет об Орфее и Эвридике. В сущности на поверхности общего между этими фильмами одного режиссёра, ставшими экранизациями пьес, немало: в обеих произведениях, жанрово смешивающих комедию и драму,... главный герой или умирает, или уже умер, основную драматургию обеспечивают герои второго плана, действие клаустрофобически оказывается замкнутым в пределах условного театра, а простота изложения кажется дико обманчивой, фиктивно неизобретательной. Да и итог обеих картин вроде бы рифмуется в канон «театр=жизнь». Но если» Любить, пить и петь» напрочь отвергал привычные для Алена Рене игры с реальностью, то эта картина, использующая мотивы двух пьес Жана Ануя, «Эвридики» и «Дорогого Антуана» при всей фабульной незатейливости и некоей стилистической неброскости, уравновешенной парочкой эффектных синефильских книксенов в сторону Хичкока, Ромера и Клузо, напоминает того самого концентрированного Рене, которому претит транслировать сугубо реалистические идеи, и которому важно все метафорическое, метафизическое, мистическое или надреалистическое. Что удивительно, «Вы ещё ничего не видели» при всей своей драматичности полно непривычной для постановщика иронии или даже самоиронии, ведь якобы скончавшийся Антуан так подозрительно схож на самого Рене, чье жизнь и творчество полны были мистификаций, философий и умозрительных конструкций в его собственной киновселенной, в которую много позже подселились и Линч, и Кубрик и кое-кто масштабом персоналий поменьше. Да и даже само обращение режиссёра к трагической любви Орфея и Эвридики не кажется просто случайностью, ибо нетрудно увидеть эдакого ерничанья выдающегося француза над теми, кто предпочел прочитать ouvre Мариенбад как переложение того мифа на язык кинематографических образов абстрактно-сюрреалистического плана. Это толстый намёк и на главный фильм режиссёра в его карьере, и в то же время то самое потакание желанию слепого большинства, учитывая сколь много снял Рене в лёгком жанре после 1986 года. Впрочем, «Вы ещё ничего не видели» является фильмом, в котором реальность множится натрое, а актёры и их персонажи меняются местами, причём финал картины искусно рифмуется с её началом. Экспозиция ленты крайне кинематографична, режиссёр с лёгкостью насыщает повествование множеством героев, давая им емкие и меткие характеристики. Это не тотальные метафоры надвселенского Мариенбада и не карикатуры Эйкборна. Довольно скоро реальность кинематографическая сменится театральной условностью, которая овладеет всеми без исключения, их роли корнями срастаются с их личностями, и вот уже фильм обретает реальность мифа, который происходит у нас перед глазами. В этой реальности, сотканной из такого триединства, за которым последует Любовь, Смерть, Искусство, Ален Рене обнаруживает для себя, что Эвридика вместо вечной любви предпочитает Смерть, вместо жизни тотальное бегство от неё, эскапизм от всего, что связывает её с прошлым и настоящим, а Искусство не всегда способно даровать бессмертие тем, кто даже любви ещё не заслужил. А потому Антуан, он же сам Рене, снова предпочитает правде обман, игру, правила в которой он написал сам, как и в кинематографе и в театре, который в сущности и есть тем средоточием творческого вдохновения и бессмертия. Обманув своих актёров, Антуан так или иначе, но обманул самого себя, превзошёл всех своей игрой на публику, вовлекая её все больше и больше в мир своих химер. Орфеем и Эвридикой Жан Ануй утвердил свою незыблемую гениальность, этой же пьесой Ален Рене решил завершить свой осознанный кинематографический бег, после которого будет лишь укутанная вуалью абсолютной скрытности Жизнь Райли.Скрыть