Третий фильм Альфреда Хичкока станет открытием для людей, плохо знакомых с немым кино: оказывается, захватывающий триллер можно сделать без звука и почти без поясняющих титров. Любители же поздних шедевров Хичкока будут смаковать то, как начинающий режиссер демонстрирует свой талант с разных сторон, словно анонсируя будущие достижения.
Начало фильма предельно реалистично. Колеблющиеся толпы, взбудораженные опасностью, и работа станков, печатающих газеты, напоминают отрывки из хроники или фильмов Дзиги Вертова. На этом псевдодокументальном фоне контрастно — иногда с нарочитой театральностью — показывается жизнь лондонской семьи (пожилая пара и их дочь Дейзи), потревоженная появлением постояльца, в котором подозревают серийного убийцу. Постоялец влюбляется в Дейзи, но за ней ухаживает полицейский. Намечается опасный треугольник. На титре с надписью Daisy, который несколько раз предваряет появление девушки на экране (прием, вероятно, взятый из чаплинской «Золотой лихорадки»), тоже изображен треугольник. Большим треугольником обозначен на карте район действий маньяка, маленькими треугольниками — места убийств. Вот он — центральный образ фильма, порождающий все конфликты. Сегодняшний зритель может быть почти уверенным в неслучайности этих совпадений, зная из более поздних лент Хичкока его любовь к символике. Еще легче подмечать идеи, которые режиссер разовьет в последующих фильмах. Герой, желающий скрыть от окружающих надетые наручники, появится в картине «39 ступеней». Девушка в ванной и приближающийся к ней потенциальный убийца — через тридцать три года это воплощение ничего не подозревающей беззащитности и грозящей ей опасности будет показано в «Психо».
Фильм кажется переполненным аллюзиями и связями не только с кино, но и с литературой. Например, в нем можно найти влияние «Собаки Баскервилей». Подозрительный жилец напоминает Холмса, который ведет расследование, скрываясь от людей, и Ватсон принимает его за преступника. «Немного хлеба с маслом и стакан молока — вот все, что мне нужно» — говорит Жилец. «Мои скромные требования: кусок хлеба, чистый воротничок, что еще человеку нужно» — слова Холмса. И в книге, и в фильме важную роль играют портреты. Наконец, любой выход героев «Жильца» ночью в туман вызывает чувство опасности — пространство ночных болот, где силы зла властвуют безраздельно, здесь замещают лондонские улицы. Такая Англия — загадочная, таящая в себе обманчивый уют, опасности и неожиданные развязки, предстает в повести Конан Дойля и, позднее, в «Мышеловке» Агаты Кристи. Справедливы эти сопоставления или случайны, можно сказать одно — вряд ли Хичкок мог снять такое в Голливуде. Вероятно, это его самый английский фильм.
Отдельная тема — влияние «Жильца» на другие произведения. Можно, например, вспомнить пьесу Вуди Аллена «Смерть», в которой жители, выслеживающие маньяка, пытаются линчевать невиновного.
Для зрителя главное в «Жильце» не впаянность в мировой культурный контекст, не новаторство и даже не первое камео Хичкока, а постоянно присутствующая атмосфера саспенса — чувства, которое находится где-то между сопереживанием и страхом. Мы непрерывно сопереживаем и боимся. Сопереживаем родителям Дейзи, боимся, что она станет очередной жертвой маньяка, боимся, что маньяком все же окажется симпатичный постоялец, боимся того, что он будет невинно осужден или его разорвет толпа. Катарсис в конце, и… Неужели с премьеры прошло почти сто лет? Да.
Это и есть искусство кино.
Третий фильм Альфреда Хичкока станет открытием для людей, плохо знакомых с немым кино: оказывается, захватывающий триллер можно сделать без звука и почти без поясняющих титров. Любители же поздних шедевров Хичкока будут смаковать то, как начинающий режиссер демонстрирует свой талант с разных сторон, словно анонсируя будущие достижения. Начало фильма предельно реалистично. Колеблющиеся толпы, взбудораженные опасностью, и работа станков, печатающих газеты, напоминают отрывки из хроники или фильмов Дзиги Вертова. На этом псевдодокументальном фо