Жизнь как смертельная болезнь передающаяся половым путем. Все комментарии

Этот фильм удивителен своей правдивостью и реалистичностью. Это почти документалистика. Здесь нет красивой картинки, ослепительных видов, даже Париж — серый и мрачный без своих визитных карточек. Это верное отражение мира для смертельнобольного человека. Человека без друзей, без семьи, потерявший интерес к работе, но еще жаждущий жизни. Как и в реальности, жизнь и смерть ходят рука об руку. У разлагающегося старика появляются перед смертью новые друзья — пышущая молодостью и здоровьем пара влюбленных, чувствующих благодарность к этому челове...ку. Даже видя его прикованным к кровати, беседуя с ним, они не могут полностью забыть о своем счастье, о своей любви, они улыбаются, кровь играет в их жилах. Они не могут до конца понять этого одинокого несчастного человека, их жизнь еще впереди. Не может понять его и начальник, думающий о научной работе, о грантах, о конференции, которая состоится через две недели. У главного героя нет этих двух недель, нет больше будущего. Каждая секунда на счету, но, даже осознавая это, он ничего не может сделать, уже не может воспользоваться сполна отведенным ему временем. Нет сил даже на то, чтобы отправиться в последнее путешествие, продав квартиру, бросив все старое и ненужное — на это нет сил, болезнь берется мертвой хваткой, связывая по рукам и ногам, пригвождая к больничной койке. Все что остается — это мучения, боль, постепенное угасание и истощение, да наблюдение, как капля за каплей из капельницы в тело вливается лекарство. Вот и вся жизнь, без надежды, что завтра что-то изменится. Завтра просто не будет. Кшиштоф Занусси поведал нам страшную историю. Страшную своей повседневностью, своей обычностью. Такое может случиться с каждым. Ничего, конечно, нового, но эмоционально сильно.Скрыть

В зале выключают свет. Вселенской нежной тоской разливается симфоническая музыка Войцеха Килара. Застыв перед экраном, зрители жадно ловят каждое — столь полновесное, подобное тяжелой капле долгожданного дождя — слово. Кто-то заскучает и прошмыгнет на выход, кто-то ошарашенно будет оглядываться после просмотра: те немногие, что остались до конца, теперь уже близкие люди. Братья по духу… Нет, это не завязка сюжета. История начинается со знакомства с режиссером, когда он выходит к аудитории в строгом костюме, говорит на чистом русском, приветл...иво улыбается и привычно шутит о знаменитых родственниках с Апеннин (ах, в его доме нет холодильника Zanussi). И странно: несмотря на обширную просветительскую деятельность (ретроспективные показы, мастер-классы для актеров, дипломатические визиты в качестве консультанта Комиссии по делам культуры в Ватикане), Кшиштоф Занусси известен публике чуть меньше, чем его соотечественники Кшиштоф Кёслевский или Анджей Вайда. Его старомодная приверженность к интеллектуальной классике, отказ от эффектной визуализации в кадре, литературность как основной кинематографический прием, предполагающий бесконечные философские диалоги, — все это скорее оттолкнет современного зрителя, выбирающего экшн и поп-корн. Есть что-то стоическое в миссии интеллигентного поляка, сравнивающего нынешнюю культурную ситуацию с регрессивным Средневековьем: после античной высоты — бездна масскульта. Ведь свою позицию — не поучать развлекая, но делиться трудным опытом, помогая другим, да и самому себе понять мир — он поклялся решительно оберегать от агрессивного воздействия времени. «Жизнь как смертельная болезнь, передающаяся половым путем» (2000) — сумма знаний сорокалетнего творчества Занусси, подаренная человечеству на пороге нового тысячелетия, диалог зрелого режиссера с молодым поколением о свободе выбора, преломленный в излюбленной экзистенциалистами пограничной ситуации. Пожилой онколог узнает о собственной неизлечимой болезни, и эта новость переворачивает его существование. Томаш Берг, привыкший лечить пациентов, вдруг оказывается «субъектом и объектом одновременно», переживает мучительный разлад с собой и миром, пытается найти ответы на сложные религиозно-этические вопросы. Оправданна ли эвтаназия, где граница между случайностью и знаком Господним, спасает ли вера от тоски, заброшенности, одиночества в преддверии неотвратимой старости? Литературные параллели напрашиваются сами собой. Но не Достоевский: масштаб исканий тот же, однако без надрывов в избе и на свежем воздухе. Скорее, Толстой — эпически неторопливый, мудрый, всеведающий. А еще, пожалуй, Камю — с его безнадежно усталым Сизифом и доктором Бернаром Риэ, добровольцем в трагической схватке с чумной заразой. С последним связывает главного героя не только профессия, но и имя, ведь Занусси начинает кинокартину фильмом в фильме, имитируя съемки французской легенды о святом Бернарде. История закоренелого конокрада XII века, обращенного великим аббатом в веру и потому безропотно пошедшего на казнь, становится метафорой последних дней Томаша. Его блуждание по земному Чистилищу в серых тонах предзимней Варшавы — будь то сны, беседы с благочестивым ксёндзом возле нетленных мощей, незаконное спасение от боли и жизни неизлечимых пациентов, поиск денег на операцию — лишено пафоса окончательных истин. Как притча умалчивает о способах исправления грешника, так и режиссер избегает прямолинейных аксиом, но аккуратно направляет вдумчивого зрителя в русло традиционных христианских ценностей. Томаш отнюдь не праведник. Ироничный атеист-одиночка, пожелавший положить телефон в гроб для последующих звонков бывшей жене, он привык рассчитывать на самого себя и отвечать на неловкие вопросы собеседников с изрядной долей черного юмора. Однако, оставшись один на один с неизбывной бедой, герой в мучительных попытках находит личный способ не умирать — в сердцах других людей, выбирая полную, искреннюю самоотдачу. И если идея (жизнь — смерть — жизнь) кажется банальной, финал — предопределенным, а название, привлекшее любопытного зрителя афористичной цепкостью, — разочаровывающим манком (никакого скандальоза), то дело не в оригинальности трактовки, а в том, что еще одна человеческая душа, выйдя из кинотеатра, нелицемерно возведет очи горе, в высокое холодное небо… «Мы перестали думать о бесконечности, — сказал герой «Структуры кристалла» в далеком 1969 г. — Для современного человека она лишь математический прием». Физики в той дебютной кинокартине Занусси спорили об античных идеалах, средневековой схоластике и нынешней нелюбви к чтению, теперь же автор предпочитает уводить абстрактные интеллектуальные темы в подтекст. Подобно любимейшему философу режиссера Фоме Аквинскому, связавшему наследие Аристотеля с христианским учением, Томаш (имя не случайно) своими духовными поисками транслирует мысль о разумности и самоценности красоты, которую можно увидеть в мире и сосчитать доказательства существования Бога. От косного Средневековья — к прорастающему зеленой веточкой Проторенессансу, от разухабистого граффити варшавского хулигана, подарившего фильму название, — к отточенному искусству, которое, по мнению требовательного автора, перестает быть кино на экране ноутбука или мобильного телефона: только кинозал… А потому — вереница ретроспектив в самых разных городах Европы, встречи со зрителями, философическая беседа для врачевания душ и честная исповедь «рационального христианина». Кто видел, тот знает: Кшиштоф Занусси вербует своих зрителей и остается в памяти человеком глубокого ума, высокой культуры и доброй воли.Скрыть