Бразилия. Все комментарии

Я впервые пишу рецензию: очень хочу поделиться мнением о просмотренном фильме. Местами он слегка затянут, и даже немного скучен, но в нем присутствует очень много смешных и нелепых моментов, которые разбавляют серость антиутопии. Мне не удалось посмотреть фильм в один присест и не отвлекаясь, так как он идет два с половиной часа и иногда даже надоедает. Но я не жалею потраченного времени и считаю, что оно стоит того. Несколько раз мне казалось, что вот он — счастливый конец, но нет, история продолжалась, и это завораживает. Весь фил...ьм сопровождает замечательная песня Эри Барросо «Aquarela do Brazil», надолго застревающая в голове после просмотра. Хотелось бы отметить, что в оригинальной редакции Гиллиама фильм был продолжительностью 142 минуты и смотреть нужно именно эту версию. Кино я, прежде всего, люблю за концовки. Именно концовки заставляют улыбаться, плакать, или молча сидеть в шоке с руками на щеках. «Бразилия» — фильм с замечательным финалом, именно ради этого непонятного чувства стоит его увидеть. Уверена, что еще не раз его пересмотрю. 8 из 10 За юмор и прекрасное окончание.Скрыть

Что такое «Бразилия»?«Бразилия»-это сатира высшего уровня. Это частичка мира, детали которой есть в каждой стране. Фильм-бриллиант кинематографа, в который сложно не влюбиться с первых же минут. Я читал множество антиутопий и просмотрел столько же фильмов и история этого фильма навсегда останется в моей памяти. Словно Оруэлл и Хаксли, которых режиссёр с умелостью перефразировал, Терри Гиллиам хотел показать мир ограничений(как Оруэлл)и в то же время, мир безнравственный, в котором ограничения перед собой ставят сами же люди(как Хаксли). Граж...дане Бразилии не видят зла, не хотят слышать зла, которое просто окружает их. Они хотят лишь наслаждаться красивыми телами и есть вкусную пищу, смотря при этом телепрограммы о террористах, которые крутят 24 часа в сутки, в общем делают всё,лишь бы не осознавать в каком люди положении. И так, главный герой. Сэм Лаури-«Гамлет`собственного, безумного мира. Ему чужды потребительские чувства окружающих и он мечтает о свободе, настоящей свободе и о гармонии с природой. Лаури человек, который ставит всю свою жизнь на шанс испытать чувство воли и чувство истинной любви. Что из этого вышло, можно узнать при окончании просмотра фильма. Поставлен фильм замечательно. Каждый актёр отыгрывает на свои 100%. Оператор и монтажёр проделали собственную работу на высшем уровне. А какие тут спецэффекты, я не мог поверить, что фильм действительно сняли 30 лет назад, просто невероятная картинка! Что же касается музыкального сопровождения в фильме, то оно заслуживает отдельного внимания. Я знаю, что бывают случаи, когда музыка, как родная, вливается в картинку и сюжет, но чтобы всё было так идеально прописано, я не упомню в своей памяти. Майкл Кэмен гениальный композитор и его музыку, после просмотра фильма, я кручу и кручу в своём сознании и проигрывателе до посинения. В общем, это одно из тех произведений, которое нельзя оценить, а можно лишь лицезреть и наталкиваться на всё новые и новые мысли об увиденном. P.s. Перед просмотром фильма, советую ознакомится с двумя схожими антиутопиями. Это, несомненно,'1984» и «О дивный новый мир»Скрыть

Это был второй просмотр, и, к совершенному своему изумлению, я поняла, что в первый просмотр не поняла фильм совершенно. А ведь фильм о воздаянии. И воздастся каждому по делам его. {Пс. 61:13; Мф. 16:27.} Это и страшно, и печально, но смотрим далее: Во-первых, главный герой, за которого я так переживала 15 дет назад, отнюдь не «жертва тоталитарного режима». Он прекрасно существует, работая на непыльной должности в одном из министерств, и не желает никаких перемен в своей жизни, даже повышения по службе. Его итак все устраивает. Все хо...рошо. Он нервничает, споря со своей матерью, по поводу того, что она лучше знает, как обустроить его жизнь. Но если присмотреться, на фоне всех его протестов, он ничем не отличается от нее. Он — ее точная копия. Он равнодушен к окружающим его людям. Он видит только то, что ему жизненно важно — а важны его сиюминутные прихоти. Других людей и их боль он просто не замечает. Ни секунды не колеблясь, (надо угодить начальству) он выезжает к вдове человека, ставшего жертвой бюрократической ошибки. Он рассматривает ее, как нечто формальное. Она — не человек. Она — графа для заполнения формуляра, отработанный материал. Ни капли жалости, ни одного доброго слова. Но вот в осколке зеркала появляется лицо, якобы видимое в снах — и наш герой мчится к желанной цели, отталкивая все и всех на своем пути, только бы схватить! Он врет, ни минуты не сожалея, маленькой дочери замученного Батлера — так, особо не напрягаясь. Для красного словца. На светском приеме мать пытается свести его с дочерью своей подруги — режиссер акцентирует внимание на челюстной металлической скобе — чтобы подчеркнуть «неидеальность» и беззащитность девушки. Она хорошая и умная, но наш герой просто «спотыкается» об нее — не утруждаясь даже толком поговорить — ведь она недостойна его грез… Переступает и идет дальше. Но вот ему «ударило в голову», и он полон энтузиазма «спасти» понравившуюся ему Джил. Она ведь так похожа на его сон! Его, возможно, единственный друг — палач при министерстве сбора информации — настроен скептически. Но в отличие от нашего героя, он ужасающе честен — да, он делает, как и остальные, свою работу, но он не строит иллюзий. Он смывает кровь «клиентов» в раковине в той же комнате, где играют его дети. Их негде больше оставить, знаете ли… Жена тоже работает… И он сразу говорит, что девушка — смертник. У нее нет шансов. Нежелательный свидетель. Точка. Тут надо вспомнить про особенный момент фильма — сон, в котором главный герой сражается с воплощением зла — гигантским металлическим самураем. Девушка его грез заключена в клетку, и он пытается освободить ее. Неимоверными усилиями металлический колосс повержен, и Лоуренс снимает с него маску. И к своему ужасу видит под ней свое лицо. От кого ее действительно нужно спасать, спрашивается? Но Лоуренс не понимает посыла, и продолжает попытки достичь желаемого. В результате его спонтанных и необоснованных действий Джил теряет работу, становится Разыскиваемой N1, а хуже того, погибают (сгорают заживо работники патруля) непричастные к событиям люди. И при всем при этом наш герой чувствует себя просто ковбоем, ему весело! Он так и не «просыпается» из мира собственных фантазий. «Тебя больше нет — я тебя убил»… В результате, закономерном и печальном, свидание Лоуренса и Джил прерывается солдатами спецслужб. Лоис пристреливают во время ареста «при попытке сопротивления». На Лоуренса внезапно обрушивается реальность — допрос as is, как и со всеми остальными смертными. Ужас, боль, кровь и грязь — понятия, которые он никогда не относил на свой счет — настигают его. И никто не может помочь, и неоткуда ждать сострадания — тут каждый сам за себя, и даже знакомства матери не могут спасти — другие люди такие же эгоистичные, и здесь каждый сам за себя… «Джек, пожалуйста, я ни в чем не виновен…» «Сволочь… А мне, как думаешь, каково?» Квитэссенция фильма и ужас его осознавания в том, что в главном герое легко узнать себя — жертву обстоятельств, борца с ветряными мельницами, героя собственных фантазий, себялюбивого и обвиняющего других, и незамечающего никого вокруг — абсолютного слепого к «ближним своим». 10 из 10Скрыть

Гиллиама знаю давно, ещё будучи маленьким ребёнком смотрел «Братья Гримм», кстати, не самый удачный его фильм, потом, когда подрос, узнал о «Монти Пайтон» и посмотрел множество их скэтчей + полнометражных фильмов, снятых тем же Гиллианом, но испытывать настоящую любовь к Маэстро я стал именно после просмотра «Brazil». Как можно описать ощущение… Взрыв чувств, да и как же иначе после просмотра этого удивительного фильма: замечательная музыка и мастерская операторская работа, удивительная игра актёров, сюжет, два часа держащий в напряжении и така...я атмосфера, которая может порадовать любого киномана! Не даром культовый американский интернет-кинообзорщик Даг Уокер (более известный как Nostalgia Critic) считает этот фильм своим любимым (к слову, именно благодаря нему я заинтересовался «Бразилией» и посмотрел её). И конечно же едкая сатира. Сейчас жанр «антиутопия» довольно популярен, «Голодные игры», «Дивергент» и прочая-прочая-прочая… Но удалось ли им передать саму суть жанра? Конечно нет, впрочем, что взять с кассовиков-блокбастеров… Удалось ли это Гиллиаму? ДА. Более того, он создал лучшую в своём роде трагикомедию о вреде бюрократизма, смог передать весь кретинизм подобной системы, причём как талантливо, Гиллиам, одним словом! На первый взгляд эта картина весьма абсурдна и сумасбродна, чего только стоит сон главного героя, регулярно встраивающийся в сюжет фильма, но эта типичная гиллиамская абсурдность и сумасбродность даёт этому фильму неповторимость и чудный взрыв эмоций, который ждёт зрителя во время и после просмотра. 10 из 10 Браво!Скрыть

Проклятье и спасение человека — удерживать в своем сознании очень немногое. Забывать. Не думать. Отвлекаться. Уходить в себя. Представлять себя лишь инструментом в чужих руках. Не видеть очевидные сходства. Сочувствовать лишь немногим. Вопрос: когда людоед целует своего ребенка на ночь — он представляет каков его ребенок на вкус — сырой… а жареный… а вареный? *** Те, кто выкладывают клишированные тексты, скучающе пишут о «Бразилии» как об «антитоталитарном фильме», «фильме-антиутопии» и пр. белиберду. Как будто Терри Гиллиаму и его зри...телям было и есть какое-то дело до мест и времен, где они никогда не были и которые нигде, кроме как в пропагандистских текстах не существовали. Тратить свою жизнь на то, чем ты именно сейчас не живешь, причем так, что из этого получается настоящее произведение искусство — вещь невозможная. Раз за разом смотреть фильм, который к тебе не имеет отношение (или, на худой конец, не дает тебе отдыха) — ситуация тоже, мягко скажем, не массовая. А фильм «Бразилия» и сделан был в англосаксонском мире в 1980-е очень разумными людьми и смотрится до сих пор в достаточно массовом количестве. Почему? Потому что он не про некий «тоталитарный мир» или мир, который вот-вот с завтра на послезавтра наступит, а про них и про нас — здесь и сейчас. *** Жизнь в режиме выборочной слепоты — тут вижу, тут не вижу. Жизнь с ширмами поперек своего мозга — тут пониманию, тут даже не замечаю и замечать не буду. Жизнь с отключаемыми чувствами — тут обливаюсь слезами, тут «это не имеет ко мне отношение/ всем не поможешь»… Жизнь мелким винтиком с маленькими привилегиями — удобна. Жизнь с маленькой заветной тайной, которая всегда твоя, и ты с ней и в ней властелин целого мира — удобна. Жизнь, чье безбедное существование оплачено пакостями твоих предков, а ты весь чистенький — удобна. Жизнь, которая оберегаема службами, про методы которых ты отказываешься знать — удобна. Жизнь западного обывателя (а теперь и нашего) — очень удобна. «Работа, ничего личного» — лозунг убийц человечности. Самых массовых убийц, международного трибунала для которых не было и не будет. А что будет — лишь вот такие вот редкие фильмы как «Бразилия», которые в очень хорошей маскировке (да и то чудом — см. историю выхода фильма в прокат) пытаются прошептать, что так жить нельзя. У одних «работа на общее благо», у других — «ведь надо как-то кормить семью», у третьих — «мне обещали, что все по правилам/науке», у четвертых — «все так живут», у пятых — «но я-то/мы-то особенные, а остальные свиньи»… Люди виртуозно научаются примиряться в своей жизни с чем угодно, если это приносит им минимальную прибавку комфорта. Всегда и все? Нет — если «книжки он нужные в детстве читал» — если есть кому разбудить в человеке человечность — если помнит он о примере другой жизни — если он узнал в себе мужество не проспать всю свою единственную жизнь… Терри Гиллиам же с товарищами обличает и негодует, и пугает… и бессильно сдается — он/они никуда не могут уйти — в их сознание намертво вросло с детство привитое умение разделать/отделять/не претендовать на Большее. Умение, не применять которое они не могут. А потому единственный для них выход из столь бесчеловечного мира — бегство в частную жизнь, спасение его/её/«собачки», а если, какая жалость, оно невозможно — бегство в сны/ фантазии/ нарко-галлюцинации/ бред сумасшедших. (Кто бы из них еще имел мужество сказать, что то «бегство», которое они предложили герою — это совсем не та благость, что они изобразили. Сумасшествие — оно или предельно болезненно и/или приходит вместе с разрушение личности — а потому «счастливое лицо идиота» — оно не потому «счастливое», что «идиоту хорошо» — а потому, что там за маской его лица никого осознающего хоть что-то уже нет.) *** Мужество быть целым — смелость видеть равными всех людей — возглас о «слезинке ребенка» — боль души за весь мир… Это из другого мира. Он тоже имеет свою цену. Но это уже другое кино… P.S. …и об «английском юморе» вообще. Многие думают, что жители Британских островов и их отпрыски в своих шутках осознанно оригинальничают, что их остроты плод осознанного перевирания реальности — что их черный юмор над смертью и болезнями, смешки над низведенным до положения предмета человеком, издевательство над самыми близкими, унижение через выворачивание на публику максимально уязвимого и интимного в человеке, хохот вместе с торжествующим абсурдом бюрократии и т. д. и т. п. — что все это осознанное преувеличение «отдельных недостатков» для борьбы с ними… Ха-ха-ха. Нет и еще раз нет. Все что здесь было перечислено — это их образ жизни. Они так живут. И все, что нам кажется «оригинальным» и специальным для «чтоб смешнее было» — это их типичное в их жизни, лишь слегка подсвеченное. В британской жизни типично обыденное расчеловечивание. Типично переключение — вот ты человек, а вот ты — уже нет и законная жертва. Вот — джентльмен, а вот — прислуга, банкрот, преступник, чужак… может быть даже по ошибке — но это все равно, что ж поделать — не повезло… джентльменам уже все равно — можно о тебя вытереть ноги — причем неважно кто ты: родственник, женщина, ребенок… Так было встарь и так остается до сих пор. Они — большинство из них — так живут. И юморят не для того, чтобы возопить — «так жить нельзя», а чтобы проявить своё «остроумие», продать подороже свои остроту глаза, языка и пера, развлечься и сделать более комфортным существование в этом черном, как они его видят, мире. (И, кстати, объектом для «остроумия» может такой автор «английского юмора» сделать и самого себя — выставляя себя на посмешище тоже можно неплохо заработать…)Скрыть

Когда заводишь разговор о Терри Гиллиаме, сложно начать с чего-то конкретного. Можно с того, что он член знаменитой комедийной группы «Монти Пайтон», художник-аниматор, актёр, сценарист кино и театра, режиссёр, с одной стороны, малоизвестный и не слишком успешный в смысле коммерческом, но имеющий при этом свой узкий круг поклонников и в каком-то смысле даже «культ»; список этот, я уверен, можно продолжать ещё очень долго. Тут есть опасность увлечься излишним рассуждением, теоретизированием, какими-либо субъективными вещами, и тем самым опуст...иться до досужих вымыслов, и, в таком случае, портрет станет кривым зеркалом. Поэтому, наверно, проще и правильнее рассмотреть творчество Гиллиама с точки зрения различных художественных традиций, в том числе кинематографических, и уже отсюда вести рассуждения о его месте в истории кино и искусства в целом и о тех, на самом деле, мелочах, но которые делают его уникальным, ни на кого ни похожим автором. Прежде всего, о том направлении, представителем которого является Гиллиам: его можно условно обозначить как фантазия, или фантазийный (фантастический, гротескный) кинематограф. В данном случае, фантазия — не жанр, а способ мышления и способ развития художественной мысли, подразумевающий некоторую барочность и карнавальность всего действия, его переусложнённость и избыточность в деталях порой в ущерб целостности всего произведения. Так снимал свои фильмы Федерико Феллини, и именно его влияние на Терри Гиллиама особенно ощутимо. Тут можно спорить о вкусе, который, на мой взгляд, часто изменяет Гиллиаму, также как и о качестве исполнения, в котором он сильно проигрывает итальянскому режиссёру даже в последних своих работах, выполненных на более высоком (имеется в виду — чисто ремесленном) уровне, чем его ранние фильмы. Возможно, причина этого во вполне естественном для — пусть уже только по происхождению — американца Гиллиама желании коммерческого успеха, к которому постановщик «приучен» благодаря славе «Монти Пайтон». Это заставляет Гиллиама упрощать кино, сводя его к рассказыванию последовательной, пусть и весьма причудливой, истории, более всего напоминающей комикс, хотя в этом нет ничего постыдного, чего-то что умалило бы достоинства художника. В конце концов, Феллини тоже часто эксплуатирует эстетику «рисованной ленты» — прежде всего «Маленького Немо в Стране снов» Уинзора Маккея, — клоунады, бурлеска, вообще всего того, что принято относить к низким жанрам искусства, но то ли мастерство, то ли особое творческое чутье не позволяют автору увлечься чем-то одним так, чтобы часть довлела над целым, и поэтому его фильм представляет собой не кашу, а большой пирог, в котором есть много отдельных и по-своему значимых слоёв. Опусы же Гиллиама пусть ладно скроены и крепко сшиты, но неопрятны, из них торчат куски, составляющие структуру произведения, будь-то уже упомянутый комикс, научная фантастика или английская культура, начиная от своеобразного юмора до литературных перекличек с Льюисом Кэреллом, Джорджем Оруэллом и циклом легенд о короле Артуре. Тут также можно провести параллель с картинами Жан-Пьера Жене, потому что и «Деликатесы», и «Город потерянных детей», и «Амели» во многом наследуют Терри Гиллиаму, и (как бы прагматически это не звучало) сделаны по той же формуле, с той лишь разницей, что меняются предполагаемые слагаемые. Это, в первую очередь, традиции романа Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» с его натурализмом, близким к абсурдному довольно циничным юмором и гротескной избыточностью. Но всё вышесказанное, как мне кажется, в большей степени относиться скорее к внешней стороне фильмов Гиллиама. Что же касается содержания, то здесь формальное несовершество обнажает тот сквозной сюжет, который прошивает всё творчество режиссёра красной нитью, хотя каждый раз разрабатывается на разном материале. Элементов у этого сюжета два: дураки и тот мир, в котором они живут. Слово «дурак» здесь — не оскорбление, поскольку в кинематографическом мире Гиллиама оно скорее относится к таким персонажам, как дон Кихот и барон Мюнхгаузен. Про второго Гиллиам снял не самую свою удачную картину, а первый — самый мучительный его долгострой, и возможно, самый важный для него типаж и характер. Противостояние Сэма Лаури («Бразилия») и Джеймса Коула («12 обезьян») с невидимым «большим братом» и борьба за души смертных между странствующим циркачом-монахом-полубогом Парнасом и дьяволом в образе мистера Ника («Воображариум доктора Парнаса») по-донкихотски абсурдны и бессмысленны. Главные герои «Страха и ненависти в Лас-Вегасе» — журналист и его адвокат — настоящие Дон Кихот и Санчо Панса, с поправкой на американскую действительность, и точно такая же, но с меньшей долей гротеска, коллизия разыгрывается между Перри и Джеком Лукасом («Король-рыбак»). Но, как и свои литературные прототипы, персонажи Гиллиама — последние в своём роде, исчезающие натуры, идеалисты, фантазёры и мечтатели в одноликом мире прагматиков. Им, наследникам дон Кихота и барона Мюнхгаузена, нет места в этом мире, и отсюда идёт очень важная для Терри Гиллиама, повторяющаяся из фильма в фильм тема побега, или эскейпа. Герой «Бразилии» бежит в мир своих фантазий из неуютного для него города будущего, сходя с ума. Учёный Коэн Лет из «Теоремы Зеро» становится частью виртуальной реальности. Воображариум доктора Парнаса из одноимённого фильма становится манией героя Хита Леджера, и даже в галлюциногенных трипах Джонни Деппа и Бенисио дель Торо проскальзывает что-то эскейпистское, что позволит побороть «Страх и ненависть в Лас-Вегасе». Возможно, такая стратегия жизни — «внутренняя иммиграция» в искусство, виртуальное пространство, в фантазии — в современном мире если не лучшая, то, во всяком случае, самая привлекательная: слишком много твориться ужасного, кошмарного, и что самое грустное, конца этому не видно и повлиять на это нельзя, а если можно, то на самом ничтожном уровне. Время доказало, что историю делает масса и говорить надо с ней, а удел одиночек — запереться в старом брошенном соборе и ждать телефонного звонка от Бога, тобою же выдуманного. Конечно, человек веры, пусть даже и искусственной, представляется гораздо более светлым будущим, чем успешные и деловые люди, превращающие цветущий сад в выжженную пустыню, но и те, и другие, кажется, забыли одну старую, единственно утешающую сегодня мысль: мир богаче любых фантазий.Скрыть