Некромантик

Если рассуждать логически, фильм о некрофилии не должен быть притягательным и эстетически красивым. Он должен ужасать, пугать, заставлять с омерзением отплевываться, но никак не нравиться. Понимаете? «Некромантик» Йорга Буттгерайта, известного своими циничными фильмами ужасов с элементами некрофилии, мне пришелся по душе /если можно так сказать о подобном кино/. Я увидела все то, что ожидала увидеть в фильме с подобной тематикой. Совершенно сумасшедщий с точки зрения нормального зрителя герой, дикое увлечение, сцены, щедро сдобрен...ные грязными половыми актами с гниющим мертвецом, навязчивая мелодия, которая буквально сводит с ума — все закономерно, ужасно, блевотно etc. Эти самые ужасные постельные сцены показаны таким образом, что ты с уверенностью можешь сказать — бутафория, посему дикого отвращение и праведного гнева они не вызывают. Спектакль. Автор умело объединяет совокупление человека и чего-то, что когда-то им было, и романтизм чтения этому самого трупу книги. Почти трогательно, не правда ли? Во всяком случае, своеобразно. Большинство людей в той или иной степени романтизируют смерть, так вот вам очередная такая романтизация. Только более сюрреалистичная, поэтому и пугающая. - Почему НЕКРомантик, Йорг? - Он появился из наших разговоров с Францем по поводу тесной, даже родственной связи таких понятий, как любовь, секс и смерть. В итоге этих бесед мы пришли к выводу, что оргазм и момент окончательной смерти — эмоционально — имеют много общего. Идея того, что кто-то может наслаждаться своей смертью, воспринимать ее в позитивном ключе, очень волновала нас. Герой становится таким, каков он есть, не без причины. Серый кролик — его любимая зверушка, с которой отец обошелся так чудовищно, лишив смерти на глазах ребенка, буквально вывернув наизнанку бездыханное тельце. Эта сцена прокручивается в обратном порядке, демонстрируя зрителю, что старые раны заживают, чудовищное оборачивается в прекрасное, однако действительно ли это так? Решайте сами. Для 1987 года фильм удивительно качественно снят, спецэффекты без помощи компьютера — где вы сейчас это найдете? Сцена совокупления Бетти и Роба с мертвецом прекрасна /в том или ином смысле/. Нечеткость изображения, тонко подобранное музыкальное сопровождение, освещение, даже, не побоюсь этого слова, эстетичность. Некоторые постельные сцены с участием живых людей менее эротичны. Фильм не оставит вас равнодушным, в этом и заключается талант Йорга. Вы можете возмущаться, трепетать от праведного гнева, отплевываться, глубоко задумываться, ужасаться, кричать, что это «пакостно да мерзко», восхищаться /ну а вдруг?/, но не закрывать вкладку, пожав плечами. Люди вокруг разные, правда? И внешность у них разная, и род деятельности, и увлечения, и мнение о том, какой должна быть настоящая любовь. 7 из 10Скрыть

В открывающей фильм «Некромантик» 1988 года сцене скандальный немецкий режиссёр Йорг Буттгерайт полил всех зрителей «золотым дождём», избрав практически гинекологический ракурс съёмки и таким образом фактически превратив их в эдаких непроизвольных девиантов-уринофилов. Впрочем, настолько прямолинейная экспозиция сразу даёт достаточное впечатление о том методе киноизьяснения, на которое предпочёл опираться наиболее заметный представитель всего немецкого подпольного кинематографа в целом и некрореализма в частности, досточтимый герр Бут...тгерайт. Однако физиологизм и натурализм Буттгерайта, при всей своей бесспорной нарочитости, обьективно ставшей следствием излишней малобюджетности картины, во всяком случае, если говорить о первом «Некромантике», одновременно и достаточно аскетичен, и парадоксально антиэстетичен, создавая в сущности единый кинематографический канон для всех, кто появился уже после Буттгерайта: Шнааса, Бетманна, Томсена, Иттенбаха. Концентрированная тошнотворность фильма, сюжет которого при всей своей линейности наполнен до краев ощущением алогичного и бесконечного ночного кошмара наяву, не кажется чрезмерной и одиозной; камера Уве Борера в ключевые агрессивные моменты весьма меланхоличного нарратива показывает далеко не все, будучи или подернутой дымкой наслоения кадров друг на друга, или скрадывая весь ужас во тьму. Буттгерайт во многом наследует не гиперреалистам, в первую очередь ставившим перед собой цель показать бытие hoc est quod, но неонатуралистам и экзистенциалистам, черпая свою некрофилическую прозу из бездонного от царящей там тьмы колодца Райнера Вернера Фассбиндера и раннего Вернера Херцога. «Некромантик» — анемичное, скукоженное до уровня давящей бытовушности кино. Зритель проникает не столько в кунсткамеру, населённую моральными и физическими отщепенцами, сколь в поражающий своей первоначальной обыкновенностью, ужасающей усредненностью дом человека из толпы, коим и является Роберт Шмадтке. Маленькая квартирка, обнажённые стены, низкий потолок, уродливая, лишенная признаков любой индивидуальности архитектура, жадно проглатывающая и растворяющая в себе обитателей этой многоэтажки, где явно никто никогда ничего не желает знать друг о друге. Уравняв своего героя со всем и каждым, Буттгерайт будто небрежно начинает созерцать сочащиеся кровью, гноем, тленом, от которого не спасает даже формальдегид, человеческие останки, с аккуратностью и тщательностью собранные в многочисленные баночки в коллекцию главным героем, приоткрывая сперва лишь дверь в его сознание. И лишь когда сюжет взрывается актом некрофилического триолизма, безумие открывается настежь, чтобы далее лишь вскипать от агрессии и немотивированного насилия. Незаметность, блеклость, апатия, внутренняя и внешняя кома, эдакий сон разума лишь отчасти объясняют демонстрируемый режиссером диверсионный по сути, обреченный изначально на неприятие, дивертисмент, исповедующий привычные заветы катехизиса мортидо и либидо, причём у Буттгерайта первое исключительно взаимопроникающе во второе. Без смерти нет секса, смерть и есть секс, la petite mort. Примечательно, что «Некромантик» можно считать ответом только зародившегося некрореализма немецкого французскому, идейным воплощением которого стала маргинальная повесть писательницы Габриэль Витткоп «Некрофил» 1972 года (следует заметить, однако, что в 2004 году мотивы этого литературного ада использовал режиссёр Филипп Барасса в своей киноэкспрессионистской короткометражке с таким же названием). Причём Буттгерайт вступил в полемику с культовой француженкой, придавшей дух поэзии безграничным соитиям с мёртвой человеческой плотью и оправдавшей патологию своего героя ярко выраженным Эдиповым комплексом. Да и некоторые барьеры в извращенном поведении Люсьена все же были, невзирая на то, что не гнушался он сексуального насилия над мертвыми детьми и стариками. Он тем и отличается в условно лучшую сторону от Роберта, что не убивает ради своего насыщения. Роберт же и вовсе человек без прошлого, зрителю едва ли дано по-настоящему узнать как герой Буттгерайта стал некрофилом (увиденное в раннем детстве свежевание кролика выглядит не более чем чёрной авторский шуткой, как и то как отшампуренный во всех позах Герр Труп стал таковым, гнилым и бесхозным, учитывая что гэг с садовым гномиком впоследствии ещё эффектнее был много позже зарефренизирован Питером Джексоном в «Мёртвых мозгом»), но явственно возникает ощущение, что Роберт с самого начала своего существования (ибо едва ли его жизнь является полноценной) был отторгнут окружающим его обществом, вытеснен из нормального порядка витального потока. Человек же, годами находясь вне общества, обречен на девиантное поведение вкупе с хаотичностью и иррациональностью собственного разума, лишенного внятных понятий Добра и Зла. От невинно убиенной, но сакрализированной в ритуальном помазании кошки до убитой злонамеренно, но без подспудной ритуальной подоплеки проститутки в склепе — меньше чем шаг; убивать легко, если свобода воли вышла из-под контроля. И претворив иррациональность своего героя в иррациональную кинематографическую стихию, насытив её дионисийским киноязыком, Буттгерайт к финалу приводит зрителей к идее смерти как единственного спасительного выхода для Роба, окончательно зарифмовав ленту с безысходным финалом повести Габриэль Витткоп. Но очевидно и иное: «Некромантик» чуть более интертекстуален, чем может показаться на первый взгляд. Он преисполнен легко считывающихся социальных, культурологических и политэкономических кодов, в одночасье являясь и чистокровным хоррором об обыденности маньяков, и кривым отражением тогдашней западногерманской депрессии, angst und absolute, по Буттгерайту уже неизлечимой, и банально принадлежа к вызывающими лишь внешние реакции шоковым, экстремальным, провокационным, бунтарским, троллинговым лентам, от которых на мили отдаёт гнилостно-сладостным ароматом живой мертвечины.Скрыть

Обычный, ничем непримечательный молодой немец Роберт Шмадтке усердно работает в Агенстве по уборке мусора, к которому относятся в том числе и трупы, людей или животных, не суть важно. Главной страстью Роберта является тщательное коллекционирование собранных им на работе различных частей уже мертвых тел, причем не против этого странного увлечения его девушка Бетти, личность тоже с большими странностями. И вот однажды Роберт находит бесхозный труп в болоте… Фильм «Некромантик» является по праву одной из самых скандальных и запрещенн...ых картин в истории мирового кино, за создание и демонстрацию которой достопочтенному режиссеру Йоргу Буттгерайту даже пришлось отвечать перед судом, ибо в этом фильме чересчур откровенно были затронуты такие жуткие девиации, как некрофилия и некрофетишизм. Спешу уверить любопытствующих: Герр Труп в фильме ненастоящий, хоть и выглядит дико реалистично, но при внимательном просмотре заметно обратное(слава Богу), однако все сексуальные манипуляции, проводимые с ним, вся давящая и тошнотворная атмосфера в картине весьма натуральны и ненормальны в своей реалистичности. Впрочем, если не принимать в расчет весь некрофильский контекст, то «Некромантик» воспринимается как фильм-вызов, фильм-провокация против тогдашнего немецкого общества в преддверии падения Берлинской Стены, протест против цензуры, воплощенный в виде таких вот запредельных фантазий, фильм-шок, рассчитанный на то, чтобы о нем заговорили, фильм, расширивший грани трэша и перешедший определенную грань, а потому сузивший до минимума зрительскую аудиторию данного творения. И ведь провокация однозначно удалась! В открывающей фильм «Некромантик» 1988 года сцене скандальный немецкий режиссёр Йорг Буттгерайт полил всех зрителей «золотым дождём», избрав практически гинекологический ракурс съёмки и таким образом фактически превратив их в эдаких непроизвольных девиантов-уринофилов. Впрочем, настолько прямолинейная экспозиция сразу даёт достаточное впечатление о том методе киноизьяснения, на которое предпочёл опираться наиболее заметный представитель всего немецкого подпольного кинематографа в целом и некрореализма в частности, досточтимый герр Буттгерайт. Однако физиологизм и натурализм Буттгерайта, при всей своей бесспорной нарочитости, обьективно ставшей следствием излишней малобюджетности картины, во всяком случае, если говорить о первом «Некромантике», одновременно и достаточно аскетичен, и парадоксально антиэстетичен, создавая в сущности единый кинематографический канон для всех, кто появился уже после Буттгерайта: Шнааса, Бетманна, Томсена, Иттенбаха. Концентрированная тошнотворность фильма, сюжет которого при всей своей линейности наполнен до краев ощущением алогичного и бесконечного ночного кошмара наяву, не кажется чрезмерной и одиозной; камера Уве Борера в ключевые агрессивные моменты весьма меланхоличного нарратива показывает далеко не все, будучи или подернутой дымкой наслоения кадров друг на друга, или скрадывая весь ужас во тьму. Буттгерайт во многом наследует не гиперреалистам, в первую очередь ставившим перед собой цель показать бытие hoc est quod, но неонатуралистам и экзистенциалистам, черпая свою некрофилическую прозу из бездонного от царящей там тьмы колодца Райнера Вернера Фассбиндера и раннего Вернера Херцога. «Некромантик» — анемичное, скукоженное до уровня давящей бытовушности кино. Зритель проникает не столько в кунсткамеру, населённую моральными и физическими отщепенцами, сколь в поражающий своей первоначальной обыкновенностью, ужасающей усредненностью дом человека из толпы, коим и является Роберт Шмадтке. Маленькая квартирка, обнажённые стены, низкий потолок, уродливая, лишенная признаков любой индивидуальности архитектура, жадно проглатывающая и растворяющая в себе обитателей этой многоэтажки, где явно никто никогда ничего не желает знать друг о друге. Уравняв своего героя со всем и каждым, Буттгерайт будто небрежно начинает созерцать сочащиеся кровью, гноем, тленом, от которого не спасает даже формальдегид, человеческие останки, с аккуратностью и тщательностью собранные в многочисленные баночки в коллекцию главным героем, приоткрывая сперва лишь дверь в его сознание. И лишь когда сюжет взрывается актом некрофилического триолизма, безумие открывается настежь, чтобы далее лишь вскипать от агрессии и немотивированного насилия. Незаметность, блеклость, апатия, внутренняя и внешняя кома, эдакий сон разума лишь отчасти объясняют демонстрируемый режиссером диверсионный по сути, обреченный изначально на неприятие, дивертисмент, исповедующий привычные заветы катехизиса мортидо и либидо, причём у Буттгерайта первое исключительно взаимопроникающе во второе. Без смерти нет секса, смерть и есть секс, la petite mort. Примечательно, что «Некромантик» можно считать ответом только зародившегося некрореализма немецкого французскому, идейным воплощением которого стала маргинальная повесть писательницы Габриэль Витткоп «Некрофил» 1972 года (следует заметить, однако, что в 2004 году мотивы этого литературного ада использовал режиссёр Филипп Барасса в своей киноэкспрессионистской короткометражке с таким же названием). Причём Буттгерайт вступил в полемику с культовой француженкой, придавшей дух поэзии безграничным соитиям с мёртвой человеческой плотью и оправдавшей патологию своего героя ярко выраженным Эдиповым комплексом. Да и некоторые барьеры в извращенном поведении Люсьена все же были, невзирая на то, что не гнушался он сексуального насилия над мертвыми детьми и стариками. Он тем и отличается в условно лучшую сторону от Роберта, что не убивает ради своего насыщения. Роберт же и вовсе человек без прошлого, зрителю едва ли дано по-настоящему узнать как герой Буттгерайта стал некрофилом (увиденное в раннем детстве свежевание кролика выглядит не более чем чёрной авторский шуткой, как и то как отшампуренный во всех позах Герр Труп стал таковым, гнилым и бесхозным, учитывая что гэг с садовым гномиком впоследствии ещё эффектнее был много позже зарефренизирован Питером Джексоном в «Мёртвых мозгом»), но явственно возникает ощущение, что Роберт с самого начала своего существования (ибо едва ли его жизнь является полноценной) был отторгнут окружающим его обществом, вытеснен из нормального порядка витального потока. Человек же, годами находясь вне общества, обречен на девиантное поведение вкупе с хаотичностью и иррациональностью собственного разума, лишенного внятных понятий Добра и Зла. От невинно убиенной, но сакрализированной в ритуальном помазании кошки до убитой злонамеренно, но без подспудной ритуальной подоплеки проститутки в склепе — меньше чем шаг; убивать легко, если свобода воли вышла из-под контроля. И претворив иррациональность своего героя в иррациональную кинематографическую стихию, насытив её дионисийским киноязыком, Буттгерайт к финалу приводит зрителей к идее смерти как единственного спасительного выхода для Роба, окончательно зарифмовав ленту с безысходным финалом повести Габриэль Витткоп. Но очевидно и иное: «Некромантик» чуть более интертекстуален, чем может показаться на первый взгляд. Он преисполнен легко считывающихся социальных, культурологических и политэкономических кодов, в одночасье являясь и чистокровным хоррором об обыденности маньяков, и кривым отражением тогдашней западногерманской депрессии, angst und absolute, по Буттгерайту уже неизлечимой, и банально принадлежа к вызывающими лишь внешние реакции шоковым, экстремальным, провокационным, бунтарским, троллинговым лентам, от которых на мили отдаёт гнилостно-сладостным ароматом живой мертвечины.Скрыть

Очень забавное, милое и трогательное кино. Эдакое шизодробическое столкновение Эроса и Танатоса. Можно назвать и трагикомедией, и метафизической драмой и просто легким на подъем гротескным кинопроизведением, с приятным послевкусием и достаточно стильным видеорядом. Этот фильм в первую — (и последнюю) — очередь: о любви. Любви утонченной, возвышенной; ведь, как известно, любовь некрофила — единственная чистая и бескорыстная, ибо она всегда безответна, и тот дар, который некрофил приносит своему предмету, не может вызвать встречного ...порыва. Ни-ког-да. — и все это можно увидеть между строк, за толстым слоем кадров, которые намерено заставляют мыслить зрителя иначе, воспринимая действительное на экране не как поэзию, а, напротив, как уродливую и сухую прозу. Тем самым общим знаменателем ставя не Любовь, а патологию. И так далее. Но, постаравшись, откинув предрассудки и брезгливость, можно увидеть другую Любовь, любовь деструктивную, пугающую, но от этого не менее прекрасную и великую. Этим, собственно, и прекрасен данный фильм.Скрыть