Отпуск без конца. Все комментарии

Иногда нам кажется, что в этом мире жить невозможно. Но больше негде. Джек Керуак Кино о маргиналах нередко привлекало инди-режиссёров, ведь мир «на обочине» казался загадочнее и многограннее, чем окружающий заурядный. Что и увлекло молодого Джима Джармуша, исследующего эту периферию жизни — обратную сторону мегаполиса — мрачный и тоскливый Нью-Йорк с полуразрушенными, грязными улицами, в которых ничего не осталось от «злых», и давно уже вымерли всякие трэвисы биклы, а остались лишь одни меланхолики, бесцельно скитающиеся по захолустьям лип...кой серой обыденности. Таков и юный Олли Паркер, мечтающий походить на своего однофамильца — великого джазмена Чарли Паркера. Но мало кто в этой затерянной местности помнит о джазе, этот мерклый город населяют в основном изгои и безумцы, оторванные от остального мира. И Джармуш, поэт и битник от кино, романтизирует своих маргинальных персонажей, упиваясь неотделимой от них тягучей, элегической атмосферой, которая спустя годы так и не отпустила его. Однако сам режиссёр выражает музыке особую симпатию, кроме того, он находит очарование в обычных вещах и разных мелочах, которые парадоксально составляют большую часть жизни. Так сигареты, кофе и разговоры ни о чём стали особенностью его стиля, в чём одни находили несомненную гениальность, другие — смертельную тоску. Постмодернисты — такие постмодернисты. Зачастую первые фильмы — самые честные, лишённые вычурности и эстетства. Обычно это проецирование авторского видения мира, если не прямое отражение его состояния, поскольку тогда ещё начинающий режиссёр, подобно своему непоседливому герою, искал себе место и призвание, и также не желал вписываться в типичные рамки киноиндустрии и играть по «голливудским правилам», настояв на своей полной независимости. Камера медленно следует за героем, тянутся кадры, а за ними играет тихая музыка. Избавляясь от чувства одиночества, Олли скитается по городу, заводит бессмысленные диалоги с такими же отщепенцами или молча смотрит в пустоту. Ему не нужны ни работа, ни дом, он не создан для оседлого образа жизни и желает исчезнуть из утерянного рая, хотя и не полностью отрешён от этого мира, ибо прошлое невольно всплывает в памяти — ностальгия по детству или мать в психбольнице, которая едва вспоминает сына, даже когда тот иногда навещает её. Случайные встречи и случайные разговоры, паузы между ними и сигареты, напоминающие тленность бытия, — вот и вся жизнь — немного весёлая, но преимущественно тоскливая. Жить быстро и умереть молодым — всё, чего желает Олли Паркер, однако жизнь, как назло, протекает медленно, а отпуск длится без конца. Ему только и остаётся, что постоянно блуждать, менять одно место за другим, искать ускользающий смысл — быть может, свой Вавилон — в Париже, куда некогда отправился сам Джармуш. Не менее примечательно, что режиссёру удалось срифмовать в фильме эпохи 50-х и 80-х. Одержимому свободой Олли было отчасти неуютно во времена панков, и он хотел обратно в битническую пору, где всё ещё неистово звучал джаз, а люди пританцовывали в такт саксофону. Глядя на некую отрешённость жителей нью-йоркских трущоб, Олли, кажется, единственный, кто не застрял в рутине повторяющихся дней, монотонность которых невыносима. Он — как доплеровский эффект, упомянутый одним из персонажей, — преображается в процессе движения, тогда как мир остаётся прежним, потому что меняться ему, наверно, лень. И это самое ощущение постоянного и одинокого странствия в никуда присуще почти всем фильмам Джармуша, который по-своему переосмыслил жанр «роуд-муви». Позднее джармушевская атмосфера станет тягостнее, разговоры — длиннее, а сигареты дополнятся кофе. Но что же всё-таки представляют собой эти вечные скитальцы, которые обречены нестись по пустоши жизни, как перекати-поле? Они не кто иные, как жертвы иллюзий, что преследуют землю обетованную, но в действительности не находят никаких райских кущ. Всё заново идёт по замкнутому кругу… и им не остановиться. Ведь иначе настигнет сартровская экзистенциальная «тошнота», нахлынет всем своим существованием, и тогда притаившееся одиночество уподобится унылой вечности.Скрыть

В фильме о чувстве, где главный герой, в целом, типичный маргинал и отброс общества, было важно в первую очередь передать атмосферу: заброшенные окраины Нью-Йорка, неуютная встреча с матерью, свободные (в смысле, не связанные ни работой, ни чем-либо еще) гуляния, танцы, ночь на крыше. При подобном подходе автор не пытается показать главного героя Олли хуже или лучше других. Он ясно показывает его неуверенность в разговоре с матерью и неуместную развязность со всеми другими. А чего стоит парижанин в конце фильма, зеркальное отражение Олли. Джарм...уш старается быть в первую очередь наблюдателем, который все понимает и пытается передать то самое настроение. Так почему же это не получается? В начале фильма несколько сцен безлюдных комнат, которые Олли сравнивает с людьми, как будто забегают вперед, — ему еще предстоит побывать в этих местах (и, возможно, неслучайно одним из кадров проскакивает тюремная камера). Но тот «рисунок», который, как нам обещает рассказчик, должен сложиться к концу фильма, хоть и складывается в плюющего на все романтичного бездельника, но на этом рисунке оказывается слишком уж много лишних набросков. Раскрытию каких-либо отношений и понимаю героя уделено от силы минут 15. Все остальное не добавляет фильму ничего, в том числе необходимого настроения. В общем, ощущения, словно засел в баре в каком-то углу, выпивка уже отпускает, кто-то болтает поблизости, и уже понимаешь, что скоро уходить, но это все никак не заканчивается, и от этого еще хуже, а где-то на фоне играет джаз. Вот и фильм — медленный, гнетущий и скучный, хотя вроде как продолжение какого-то веселья, но не приносит никаких эмоций (ни от танцев, ни от анекдотов). Можно лишь сказать, что настолько отчужденное наблюдение оказывается очень скучным занятием.Скрыть