Парфюмер: История одного убийцы. Все комментарии

Сложно оценивать картину объективно, так как это любимый фильм. Режиссер преподнес произведение в красочных тонах, романтических, красивых картинках. Улицы, переходы, цветы, девушки и сам убийца очаровательны. Актрисы не сражают наповал своей красотой, а как бы светятся изнутри обаянием и юностью. Главный герой сразу вызывает симпатию и это главное отличие от книги. У Патрика Зюскинда описывается ничтожество, убийца воспринимается как злая мутация и вызывает не жалость и даже не ненависть как обычно бывает в случаях с маньяками, а неприязн...ь и досаду от мысли- как такое создание могло появиться. Бен Уишоу делает главного героя хорошеньким и не смотря на его странности и поступки остается привлекательным до конца фильма. Задаешься глупым вопросом — Ну зачем тебе духи, у тебя и так все будет?? Фильм преподнес Жана Батиста Гренуя как злого гения, не столько сумасшедшего маньяка, но талантливейшего незаурядного парфюмера. Вроде проникаешься сочувствием к жертвам, но ОТКРЫТИЕ ТЕХ САМЫХ ДУХОВ затмевает все (было бы это возможным, наверное, бы этим занялось само правительство). Некоторые кадры можно было бы использовать как готовую рекламу, например где к учителю в его фантазии опускается и что-то шепчет знойная цыганка или где рыжеволосая девушка несет корзинку с фруктами. Фильм для эстетов, любителей красивой «картинки» и конечно же — парфманьяков. 10 из 10Скрыть

Смотреть этот фильм нужно на одном дыхании и лишь один раз, ибо, подобно запаху, важны первые впечатления. Сначала захочется вырвать прямо на грязную парижскую площадь при виде обрезанной пуповины и окровавленного малыша, ещё не знающего цену своего рождения на этот свет и всех мук, что предстоит перенести его молодой душе, не знающей любви. После вдыхаешь все тяготы жизни Гренуя: страшное зловоние шкур, едкие испарения, тысячи вёдер воды на плечах, запах конского пота, сибирская язва… Потом попадаешь в лавку Бальдини и голова идёт кругом о...т разнообразия ароматов: цветочные масла, помады, пудры, бальзамы, и бесконечное количество духов. Хочется запомнить каждый их них, что под силу лишь одному гению и убийцы в одном воплощении. Ну и конечно же самый прекрасный аромат на свете — загадка, у которой, кажется, нет ответа. Думаю, что у каждого он свой. Нам лишь остаётся догадываться, каким он был в флаконе Гренуя. Так что я бы не советовал внимать послевкусие ароматов, рассматривать детали, искать несоответствия с книгой. Конечно, те, кто читали шедевр Зюскинда, понимают, что фильм далёк от книги: нет некоторых эпизодов, Гренуй не совсем как в книге. Но разве можно было бы повторить то, что автор сделал в книге? Эту историю следует посмотреть раз в своей жизни и уставить у себя в душе на долгие-долгие годы, а если и возвращаться к ней, то только посредством книги.Скрыть

Фильм снят по одноименной книге Парика Зюскинда, разошедшейся тиражом более 12 миллионов экземпляров и ставшей одной из самых читаемых книг современной Германии. Экранизировать её стремились такие режиссёры как Мартин Скорсезе, Тим Бёртон, Ридли Скот и даже Стэн Кубрик рассматривался, как кандидат на режиссёрское кресло. Но в итоге в 2005 году, возможность снять кино представилась немецкому автору таких картин, как «Париж, я тебя люблю» и занимательная «Беги, Лола, беги», а в дальнейшим удивившего нас «Облачным атласом», режиссером был назначен... Том Тыквер. Из известных актёров, привлечённых на роли, можно выделить Алана Рикмена и Дастина Хофмана, отлично справившихся с возложенными на них задачами. На главную роль был взят Бен Уишоу, к тому моменту ничем особо не отличившийся. В данном фильме ему не хватило харизмы, хотя может быть именно такой игры и ждал от него Режиссёр, где главное действующее лицо ведом не своим разумом, а лишь инстинктивными повадками. В фильме полно интересных декораций, вот только скудная цветовая гамма порою заслоняет этот плюс. Хочется отметить также одну из последних сцен «место казни», она особенно выделяется в без того плюнувшем на все моральные издержки кино. Кому понравится. Тем, кто любит злые сказки Братьев Грим и не любит хэппи-энды. «Нельзя извлечь запах кошки»Скрыть

Этот фильм в своё время произвёл нехилый фурор: ведь одноимённый роман Патрика Зюскинда — настоящий бестселлер, который планировал экранизировать сам Стэнли Кубрик (правда, в итоге отказался, решив, что перенести эту книгу на большой экран невозможно). Привлёк зрителей и нестандартный сюжет, в котором протагонистом является маньяк-убийца: раскрытие характера отрицательного персонажа само по себе весьма интересно. Вот только режиссёр Том Тыквер эту задачу с треском провалил. Лента начинается весьма колоритно: грязные трущобы Парижа XVII века,... рыбьи потроха, уродливая торговка, выбрасывающая в мусорную корзину вместе с этими потрохами собственного ребёнка, казнь торговки. На этом хорошее в фильме заканчивается и начинается унылое, бредовое и изобилующее пошлятиной повествование. Главный герой, Жан-Батист Гренуй, начисто лишён какой-либо харизмы или, как вариант, колоритного отталкивающего образа — он абсолютно никакой. Просто нравственный недоносок с моралью пятилетнего ребёнка, отрывающего крылышки мухам из любопытства. Характерно, что даже тяжёлое детство маньяка, с игрушками, прибитыми к полу, режиссёр и то не смог изобразить адекватно. Ни издевательств, ни травли, ни голода — просто рассказ о том, что будущий парфюмер был одиноким и непонятым, убегал из приюта, чтобы вдохнуть запахи природы, и всё. Однако у меня сложилось впечатление, что Гренуй упорно преподносится режиссёром как этакий мученик, заслуживающий понимания и сочувствия. Пусть он и убивает девушек, он же делает это не со зла, а потому, что он непризнанный гений (и плевать на то, что вся «гениальность» Гренуя — всего лишь дар природы, а особого ума он явно лишён). Да и вообще, он же способен любить! Плевать на то, что объекты своей любви парфюмер делает немножко мёртвыми, это же от большой любви к ним — ну и, разумеется, к искусству! От этой тухлой попытки превратить морального урода в неоднозначного персонажа в конце концов начинает выворачивать наизнанку. Не знаю, насколько хорош или плох сам роман Зюскинда, но его адаптацию можно смело отнести к тем образчикам «искусства», которые создавались непонятно для чего и непонятно с какой целью, но при этом претендуют на нечто шедевральное, хотя шедевральности в них не больше, чем в собачьих фекалиях, размазанных по холсту. Всё это превращает «Парфюмера» в откровенный мусор, который не спасают ни визуальная сторона, ни актёрская игра. 1 из 10Скрыть

Мир полон запахов, и человек их вечный заложник. Аромат детства, неприкаянной невинности и ускользающей юности сравним с цветущими полевыми цветами, политыми прозрачным соком росы и густым медом лимонного солнца; секс — первый, последний, настоящий, жестокий, нежный, просто секс — таит в себе все оттенки и полутона ароматов волглой похоти, перемешанной с потом страсти и соком влечения — он рождается на приоткрытых губах, которые смачивает липкой слюной розовый язык, так напоминающий бутон набухающего клитора, скользит к пышным грудям и их глубо...кой ложбинке с тем лишь, чтобы умереть в эпилептических стонах между ног; это сладкая маленькая смерть, всего лишь репетиция смерти большой, смрад которой непередаваемо мерзок. Это карамель, смешанная с пылью и ссохшейся кровью; приторная горечь, пьянящий дурман истлевающей бренной плоти, что избавляется от собственных мук. Боль, насилие, убийство — они состоят из запахов адреналина, ярости, слёз, неизбежности конца. Для немецкого режиссёра Тома Тыквера, который в 2007 году взялся за экранизацию культового постмодернистского псевдоисторического романа «Парфюмер» Патрика Зюскинда, его центральный протагонист, изначально преподносимый как чуть ли не Дитя Дьявола, Жан-Батист Гренуй не является пресловутым человеком-невидимкой, героем без запаха, без прошлого, будущего и настоящего, тотальным символом наступившей эпохи Просвещения хотя бы потому, что Тыквера предметность погружения в психологическую патологию главного героя не интересует вовсе; режиссёр намеренно фокусируется не на морали, но на диалектике творения как такового, даром что все происходит в призрачном мире прозрачных ароматов, которые надеваются людьми, будто маски, чтоб скрыть от глаз и носов посторонних свою истинную сущность, в природе духов слишком много обмана, роковой преступной фальши и искусственности. Но где-то между притаилось то самое совершенное искусство, что так стремится заточить в колбу, превратив в чистую эссенцию, сам Гренуй. Монстр, рождённый текстом Зюскинда, не имел никакой иной собственной уникальности, кроме ошеломительной, звериной скорее сенсорики, то есть человеком Гренуй не был тоже в определенной мере; его желание любви тождественно жажде обладания, и в фильме отчетливо видно, что ни о какой любви герой не мыслит, он лишь посягает на душу, забирая ее с ароматом плоти к себе. Даже самым жестоким маньякам ничто человеческое не было чуждо; Гренуй же эдакий архетип тотального вольнодумства, торжества свободы, что раскрепощает и развращает, у него нет самоограничения, и он зеркалит буквально всех, кто имея вроде бы все, в ценностных категориях девальвированы. Он и маркиз де Сад суть рифма друг друга, но, если последний нашел возможность для высвобождения собственных недремлющих делирий на бумагу, то Гренуй, не имея ничего, кроме власти над ароматами, само искусство обратил в тотальную мертвенность. Да и сами его духи, рожденные в насильственной смерти, воспринимаются как калька с окружающей действительности, даром что она многополярна: это и условный восемнадцатый век, и время написания романа (Зюскинд не мог не подразумевать свою переменчивую эпоху с моралью где-то в районе могилы), и время экранизации. Притчевость высказывания о зле, что с легкостью манкируется и маскируется, сосуществует в хронотопическом триединстве, и Тыквер выбирает скорее архаичное право на гуманизм, разочаровавшись в своем герое, что изначально даже вызывает некую симпатию на фоне откровенно карикатуризированного бэкграунда из второстепенных персонажей. Гренуй-Уишоу со своей артистической нервозностью, нюансами игры в неуверенного, жалкого плебея, сироту без роду и племени, их подавляет, они чуть более чем полностью архетипичны, даже жертвы уравнены как материал, сколь бы камера оператора Грибе не вожделенно лизала их плоть. Режиссёр, отталкиваясь от довольно стандартной истории серийного убийцы, преподнесенной в нестандартной форме, скорее снимает кино о том, что невозможно рационализировать, доводя до бесстыдного формализма, искусство, каковое бы они ни было — будь это литература, кино или та же парфюмерия. Ужасное Дитя эпохи разума мыслит совершенно по иному: Гренуй-Уишоу, интуитивно воспринимаемый на авторском уровне уже как антагонист, всеми своими деяниями, которые Тыквер бережно переносит на кинопленку, противопоставляет себя хаотичной сущности настоящего искусства, претендуя не на роль Бога, а скорее некоего Конструктора, для которого не суть важно что, но важно как. Тем паче излишне академичный режиссёрский подход воспринимается в некоторой степени регрессом самого Тыквера, который ранее в своих картинах проводил деконструкцию бытия, в котором простейшие чувства при пробуждении запускали процесс разрушения всего устоявшегося; режиссёр даже уподобляется самому Греную, часто на физическом, тактильном уровне следуя за ним, в эту бесконечную пустоту, где существует лишь аромат амброзии смерти, для Гренуя (но не для режиссёра) ставшей общей ипостасью постулируемой им власти заточенного в самое себя искусства, которое, увы, не дарует взамен ничего. Кажется, именно к финалу сам режиссёр переосмысливает природу постмодернизма, авангарда и прочего радикализма, исконного в своей непринадлежности к той самой штучной аутентике, обладать которой, будучи техником, но не эстетом, так желал сам Жан-Батист; и предфинальное торжество плоти остается всего лишь торжеством плоти. Свободный разум оказался заложником своих тайных страстей, демоном которых и стал в прочтении Тыквера французский властитель эфемерных сфер. В барочных излишествах ленты, которая до определённого момента кажется даже косплеем «Дитя Макона» Гринуэя, в этой псевдоисторической декоративности виден привычный мрачный взгляд режиссёра на человека, ему современного, что живет ощущениями собственной ничтожности, преодолевая ее лишь через насилие или прочие экстремальные ситуации: Мария, Лола, герои «Рая» и «Принцессы и воина» такие же эстампы маньяка из Парижа, который в конце концов сам был поглощен сотворенной им искусственностью.Скрыть

Смотрела фильм «Парфюмер» режиссёра Тома Тыквера с большой неохотой, так как книга произвела на меня поистине неизгладимое впечатление, и я ни в коем случае не хотела бы его заглушать. Однако вышло так, что я увидела этот фильм, и не могу сказать, что это тот самый потрясающий глубокий фильм, который все, как ни странно, так нахваливают. Я не разочарована: с чего бы? — ведь ничего особенного не ждала; однако не стала бы рекомендовать сию кинокартину людям с хорошим вкусом: это очередная голливудская подделка. Главного героя (Жана-Батиста Гр...енуя), образ которого в книге достаточно однозначен, всё-таки сумели извратить. На этот счёт у Зюскинда может быть только одно прочтение, он писал портрет героя не две и не три страницы, а на протяжении всего романа! Однако Голливуду этого не понять. Они и эту историю обернули в бездарную, пусть и яркую обёртку, «зашаблонили» его, если возможно такое выражение. Исходя из оригинального источника, мы чётко осознаём, что Гренуй — существо нелюдимое, забитое, в нём фактически не осталось ничего человеческого: а потому логично, что сентиментальные сцены, которые он закатывает своему хозяину, Бальдини, обвиняя его во лжи и проч., — неуместны и не соответствуют художественному образу, а также, желание своих жертв Парфюмером — нелепо, ибо похоть — совершенно присущее человеку влечение; из этого я заключаю, что интим в этом фильме — всего лишь дешёвый, недостойный, чисто стратегический ход. Гренуй интересовался своими жертвами лишь на уровне запаха, их, так сказать, ауры, однако тела их его не привлекали — совершенно. Прибавлю, что милые признания, как «Я делаю духи» проститутке также исключаются — разве в романе это не было строжайшей тайной, самым сокровенным в душе Гренуя, который никому свою душу не открывал?! Голливудский Парфюмер — вовсе не тот Парфюмер, которого нам представил Патрик Зюскинд, это касается и всего фильма: шикарные декорации сухи и выглядят как помпа, прекрасные девушки не столь прекрасны, сколь тщательно отфотошоплены; хороши лишь Рикман (отец девушки) и Дастин Хофманн — однако создаётся впечатление, что талант и громкое имя этих актёров не более, чем эксплуатировали. P.S. Я бы хотела, чтобы «Парфюмера» снял кто-то из скандинавских режиссёров, мне очень нравится Бергман: его таинственная и жуткая атмосфера, умение выбирать цветовую гамму, оживлять интерьер, его подбор человеческих, настоящих, но в то же время соответствующих атмосфере, лиц среди актёров. Я уверена, что цветы, на съёмочной площадке Голливуда просто сваленные в кучу, в руках Бергмана с лёгкостью ожили бы, стали казаться действительно нежными, а возможно, наши носы ощутили бы лёгкий, неуловимый, но несказанно прекрасный аромат… Потому 4 из 10Скрыть