Персона

Трудно передать словами насколько я впечатлен фильмом гениального мастера визуального образа, диалогов, и всего прочего. Прежде всего, очень приятно, что с каждым новым фильмом Бергмана открываются все новые и новые симпатии к нему. Его фильмы не похожи друг на друга, но имеют общий стиль, кажется Бергман — родственная душа в кинематографе для меня, он прекрасен как режиссер, и как человек, но сейчас не об этом. «Персона» — это как шкатулка с секретом, которую хочется разгадать, ты просто смотришь на нее и анализируешь, в голове п...роисходит невероятная цепь событий и образов. Длиннейшие монологи героев вызывают истинный восторг, потому что, они произнесены высококлассными актрисами, которые находятся под руководством Бергмана. Достаточно крепкий сюжет с резкими поворотами, который заставляет вскакивать, но главное здесь, конечно же, характеры, которые сталкиваются — характер Альмы и Элизабет. Невероятно глубокие личности предстают перед нами. Такое чувство, что Бергман знает уголки нашей души, в которые мы никого не пускаем и воспроизводит их на экране. Этому фильму присуща с другой стороны простота и легкость, глаз радуется от прекрасной операторской работы, она чуткая и плавная, вызывает истинное наслаждение. Бергман, безусловно, нарушает законы драматургии, но никому это не важно, я думаю, он просто прочувствовал историю, лично я не испытывал никогда подобных чувств при просмотре какого-либо фильма. Улыбку вызывает еще то, что при просмотре фильма видишь элементы, которые применены в творчестве нынешних режиссеров, а в какой-то момент казалось, что именно современники — это первооткрыватели каких-то образов и приемов, однако нет, я думаю в этом нет ничего плохого, заимствовать у Бергмана — святое дело. Во время просмотра «Персоны» полностью погружаешь, и не выходишь из этого мира до самых титров. Это прекрасное зрелище, с прекрасным актерским дуэтом под руководством великого Бергмана. Фильм обязательно нужно увидеть. Шедевр.Скрыть

Твоя красота не умрет, если ты станешь натурщицей хорошего художника или актрисой великого режиссера… А душа? Как создать фильм, подобный «Персоне» Бергмана? Для начала нужно спросить себя, что отражает мою мысль? Я думаю о бессмысленности масок, общественных стандартов и глупой работы. Если я работаю в искусстве, то что является протестом против фальши и позерства на сцене? — молчание. Главный герой замолкает. А потом в разговоре со вторым лицом, не менее интеллектуальным, открываются пути воскрешения, обретения смысла. Начиная с ...классической музыки, язык которой честен… Во введении постепенно раскрывается суть поставленного вопроса. Интрига первых минут превращается в этот вопрос. Проводится параллель между разочарованием в искусстве и бессмысленным существованием по накатанной прямой в обыденности женщины (работа, замужество, защищенность). Почему главный герой женщина? — Она чаще изменяет себе и играет роль, вступая в конфликт с совестью, изменяет свое лицо и натуру в угоду внешнему. Черно-белое искусство дает возможность увидеть невидимое. Черный профиль на белой стене, малевичевское белое на белом (простынь у стены). Или смелый черный квадрат экрана с динамикой звука. Главный акцент: движение в контрасте. Двигается либо герой, либо камера, либо музыка.. Капли дождя создают движение природы. На стеклах автомобиля они дают красивое рифление привычного фона. Прием размытия тоже очень интересен как символ неясного, ускользающего, недопонятого. Еще один зримый молчаливый герой — это свет. Возможно, сильные моменты подчеркиваются ярким потоком света на черном фоне, более спокойные — рассеянным освещением. Свет порождает партнера, актера второго плана — тень. Она может быть большой, инфернальной, во всю стену, или уменьшаться, олицетворяя, к примеру, приход человека к самому себе. Одновременно свет и тень разбивают картину на две части, и, если светлые кадры наложить друг на друга, получится эффект прозрения, как при объединении двух освещенных половинок лиц героев в конце фильма. Дополнительные иллюстрации граней своей мысли можно вводить недолгими кадрами. Идею плоскости жизни актрисы — изобразить сыном, прикасающимся к экрану, но не к реальной матери. О трате времени сказать актом шокирующего самосожжения. Эти кадры — синонимы простых ответов на вопрос к самому себе: что есть бесцельное существование? — прожигание жизни — жечь — сжечь себя. Это то, что может потрясти зрителя. Кроме фразеологизмов здесь полезно использовать конструкции другого языка (например, китайского), всегда исполненного такими аналогиями. Или религиозного символизма — персонажи пьют из одной чаши, разделяя общее горе. Отрезвляюще смотрятся и увеличенные лица с фотографии времен нацизма: ребенок с поднятыми вверх руками перед дулом автомата показывает героя, вынужденного сдаться под прессом действующей идеологии общества. Простые композиции: абстрактная потерянность, ужас — загнать героя в угол; раздвоенность — показать его с отражением в озере. Жестами подчеркнуть переживание неуверенности во время чужого монолога или отчаяние в барабанном стуке кулаками о стол. Исключить лишнего персонажа, разместив его за кадром или в форме письма. Снять налет скуки с монолога приемом сбивчивой речи, подергиванием губ руками, и этим привлечь внимание к последующей фразе. Такое кино уже нельзя смотреть, только слушая… Еще больше ломают привычное зрение нетрадиционные эффекты. Дублирование монолога ради длинных съемок изменяющейся мимики то одного, то другого персонажа; разрыв пленки в критическом месте и вставка нескольких ошеломляющих 25-х кадров. А также смена психологической сущности героя, которая заставляет пересматривать киноленту сначала.Скрыть

Я не встречала такого режиссёра, как Бергман. Это высший пилотаж. Все его фильмы не похожи один на другой. Он боялся почерка, боялся повторятся. Постоянно учился, постоянно рос в профессиональном плане. Это как начать с телеги, а в конце жизни построить космический корабль. Я бы все его фильмы объединила в один, под названием «Человек». У него и актёры одни и те же играли. Он рассматривал психологию человека под микроскопом, исследовал её вдоль и поперёк. Нам повезло, что для нас создал такие замечательные фильмы гениальный режиссёр, ...Ингмар Бергман. Самое большое впечатление на меня произвёл фильм «Персона». Это было для меня, как открытие. Конечно, есть разные взгляды на этот фильм. Это моё мнение. Талантливая актриса Элизабет Фоглер, в определённый момент поняла, что она не знает, кем она является. Сыграно огромное количество ролей на сцене и в жизни она постоянно играет. Я вспоминаю Джулию Ламберт, но там была другая ситуация, Джулия постоянно играла, но понимала свою идентичность. А тут пустота. Чтоб не лгать, она замолчала. Врач, прейдя к выводу, что физически и психически она здорова, посоветовала ей под присмотром медсестры, поехать отдохнуть в уединённое, красивое место. Элизабет и медсестра Альма поселились в домике на берегу моря. Они замечательно проводят время. Элизабет молчит, Альма говорит, довольная, что нашёлся такой хороший слушатель. Актриса, привыкшая постоянно играть располагает Альму к себе больше и больше. Она так обаятельна, так мило ведёт себя. Но это только маска. Глаза её, в лучиках улыбки, смотрят как из дзота. Элизабет сильная, расчётливая, холодная женщина. В один уютный вечер, Альма поделилась с Элизабет, мучившими её переживаниями, о которых она не рассказывала никому. Элизабет так внимательно слушала, понимающе улыбалась. Но вскоре Альма узнала, что Элизабет в письме, хладнокровно выложила всё, своему лечащему врачу, руководителю Альмы. Элизабет не хотела причинить вред Альме. Она эгоистка и вообще не привыкла думать о людях. Между женщинами возник конфликт, и они перестали общаться. Оставшись в одиночестве, погрузившись в себя, после такого эмоционального стресса женщины поделились опытом, забрали часть сущности друг друга. Альма поняла, что нельзя быть такой откровенной и доверчивой. А для Элизабет, Альма на какой-то момент стала душой, внутренним голосом. Альма раскрыла ей глаза на её лживые и неискренние отношения с мужем, рассказала о её нелюбви к собственному сыну. Женщины обменялись недостающими качествами. Как и большинство фильмов Бергмана, этот фильм об отсутствии равновесия, гармонии в природе человека. Известно, что Бергман хотел назвать свой фильм «Кинематограф». В начале фильма мы видим набор кадров. Эти кадры, как клише, наполненные всем известными символами. Любовь, рождение, смерть. Жертвоприношение, страдание. Паук — жестокость, алчность, коварство. Пробуждение, выбор пути, взгляд на мир, капающее время. Эти кадры-клише и есть персона. Персона — это маска, вроде той, которую надевали актёры греческого театра, желая сообщить зрителю о характере своего персонажа. Отсюда и сам термин: persona — маска. Маска скрывает лицо. Ответ Юнга, на вопрос, что скрывает Персона: « Персона инсценирует индивидуальность, то что казалось индивидуальным, в основе своей коллективно; иначе говоря, Персона лишь маска коллективной психики». 10 из 10Скрыть

Лента, с которой для меня началась эта бесконечная связь с Бергманом. Этот процесс не назовёшь ни любовью к режиссёру, ни привязанностью к его работам, ни восхищением его глубиной — это именно связь, острая, перекраивающая, режущая, будто алмазный резак, скользящий по тончайшему слою стекла, и стекло — ты, и резак — тоже ты, а ленты — будто та самая алмазная пыль, смешанная со стеклянной крошкой, осыпающейся из недр твоей души во время каждого просмотра. Немногие из режиссёров могут похвастать тем, что влияют на человека вне зависи...мости от того, сколько раз он видел ту или иную картину; ещё меньшее число их способно взывать к тем граням психики, что в обыденной, ежедневной, «реальной» жизни оказываются попросту недоступными для оценочного, яркого, полного восприятия, потому как оказываются бесполезными и от того задавленными в самые дальние уголки сознания; и совсем уж единицы способны толкать зрителя на полноценную опосредствованную рефлексию со всеми вытекающими; говоря проще — мало кто из киноавторов способен заставить, именно заставить, вынудить, спрессовать зрителя до полностью включённой в собственное созерцание и сопроживание мыслительной деятельности; мало кто пробуждает и переживания, и эмпатию, и глубину даже в тех, кто всю жизнь привык плавать на поверхности. Бергман — именно из таких. «Персона» каждому видится как нечто своё, и каждого — своя история и своя трактовка её. Для меня это мир тонкой манипуляции, основанной на желании милейшей медсестры Альмы перенять на себя маску известной актрисы Элизабет, и неизвестно, доподлинно и точно никому, и, кажется мне, и самому автору тоже, кто в этом процессе общения — манипулятор, а кто — жертва. Элизабет молчит, добровольно и мерно, после долгих лет актёрской карьеры, последний заливистый наигранный смех, слетевший со сцены — и тишина. Альма присматривает за ней и только что не кричит каждому встречному о том, что никто не готов её слушать, никому она как личность не интересна и не важна. Элизабет слушает — Альма ныряет с головой в себя, выплёскивая в молчащее живое и представляющее для неё авторитет и социальный вес существо всё то, что бурлит и клокочет внутри неё. И Альма всё больше и больше требует пробуждения Элизабет ото сна, от этой всепоглощающей тишины, которую ей так необходимо заполнить, потому как самой ей заполнять её попросту нечем, все темы давно исчерпаны, она даже как объект для наблюдения неинтересна, ни себе, ни своей закрывшейся в собственную скорлупу спутнице. Ей нужны факты, картинки, образы, звуки — хоть что нибудь, кроме собственного монолога. Что угодно. Но Элизабет молчит. Альма требует. Альма угрожает. Альма расшвыривается оскорблениями и угрозами, провоцирует и беснуется, корчится, морщится, кривляется и постепенно агонирует. Элизабет наблюдает — всё так же пребывая в молчании и сохраняя себя в себе. И тогда Альма переходит к крайним мерам, дабы сохранить и уберечь хоть каплю себя, наделяя всё больше и больше уже Элизабет теми жуткостями и мерзостями внутренними, что плещутся внутри неё самой. Она берёт историю, свершившуюся с ней самой, и подставляет в неё Элизабет, её мужа и сына, дабы проиграть самый гнусный вариант того, что могло бы с ней приключиться, реализуй она свою главную мечту — стань она матерью. И надеется, всем своим естеством, на то, что Элизабет ей подыграет, что та не сможет не вскочить и не заорать — «Ты лжёшь. Это — не я! Это — не моя жизнь! Она — твоя, и только твоя, не смей меня в неё впутывать!» Но Элизабет поступает ещё более нетривиально — она с абсолютнейшим изяществом перенимает на себя предложенную ей роль и читает монолог Альмы от своего лица, по второму, и третьему кругу, показывая ей, что и этот метод не поможет разорвать шаблон, что молчание так и останется молчанием за пределами роли, что оно само — не роль, а средство отхода от неё, что лишь оно и позволяет сохранять саму себя в целости, играя слишком уж многое. И Элизабет так ни слова о себе и не сообщает. Ни единой реплики, окромя общих фраз о природе и самочувствии, упакованных в конверт и отправленных своему врачу. А Альма всего лишь выступила в роли режиссёра и сценариста на этой странной съёмочной площадке — загородный дом, озеро и летние пейзажики. Однако же с этой самой площадки Альма уезжает абсолютно одна — и, судя по статистам и операторам, именно она в данной истории — актриса. И этот ребус, эту ленту Мёбиуса можно раскручивать как угодно и сколь угодно долго именно от того, что завершения, единственно верного её осмысления попросту не найти, и в зависимости от того, чего зрителю хочется — раскрыть себя, опустошить или, наоборот, сохранить и уберечь, трактовка его будет абсолютно отличной от предыдущей. От того и провокация Бергмана удалась, на мой взгляд, в полном объёме. «А был ли мальчик? Быть может, и не было никакого мальчика? Плюс-минус один мальчик».Скрыть

Если знать тот факт, что изначальное название фильма — «Кинематограф», явная с виду околесица рассыпается, и все встанет на свои места. «Персона» — личный, персональный, человеческий поступок Бергмана, выраженный сквозь призму его профессии. Кому, как не режиссеру говорить о том, что есть кинематограф (или не надо?). У фильма нет недостатков художественного плана — это ведь исповедь, за такое даже священники не ругают. Нет никакой претенциозности или наглости. Простая личная вещь, которую впору снимать для единственного зрителя — себя.... Поглядите -и вы ужаснетесь тому, как вы похожи на режиссера Ингмара Бергмана. Подросток лет пятнадцати (в начале кадре, да, тот самый) — это Бергман. Он смотрит не в камеру, а прямо на вас. Сквозь размытое окно он видит женщину — видимо, его персону? Точных трактовок нет. Пугающая резкая музыка, сюрреализм, но весьма понятный (контрасты старости и молодости, доение козы кровью и т. д.). Если ничего не поняли — не страшно, главное — Бергману понравилось. Все это ради одного — проверить вас, согласитесь ли? Мальчик хочет рассказать вам кое-что личное и непонятное. Нам представляют двух человек — женщину и девушку. Женщина, осознав посреди спектакля, что она превращается в ходячий штамп, замолкает прямо на сцене, дабы не быть персоной — пресной, препарированной маской. Ее имя Элизабет, она известная актриса. Матерью она быть отказывается — ее право, она ничего не чувствует к своему ребенку, что поделать. Молчать, дабы не сказать лжи — с этой мыслью она попадает в больницу. Девушка, она же ее медсестра Альма — молодая, взбалмошная, что скрывает внутри себя чудовище (на ее взгляд), и ее саму беспокоит тот факт, что всю жизнь надо притворяться. Одна молчит, другая говорит все самое сокровенное. Их совместная дружба перерастает не в близость — в космическое слияние двух человек/персон ради нечто большего. Знаменитый кадр (две половинки лица) — новая сущность, результат тотального взрыва эмоций двух людей. В целом, все. Но если копнуть вглубь этих пресноватых, хоть и со вкусом сделанных штампов, открывается личный дневник переживаний великого кинорежиссера. И он сам по себе не интересен. Интересна бьющая жизнью и человеческой фантазией великая идея. Персона — это духовная тюрьма человека, дабы он не был чудовищем, бессознательно творящим хаос в мире. За бегство из тюрьмы надо заплатить. Элизабет была настоящей со своим ребенком и искусственной на сцене. Но, помилуйте, быть персоной на сцене не преступление, а правило. Отчего она замолчала? Потому что поняла, что только персона, наверное, и осталась. Вспомните постепенное затемнение. Она почти все. Даже самосожжение монаха в телевизоре (как вариант полного освобождения от персоны) ее пугает, да впустую — ей самой уже не помочь. Нет ее больше, госпожи Фоглер, не стать ей собой никогда. Она бы хотела говорить — да нечего. Ее первое и единственное слово — об этом же. Выбраться из персоны уже нет шансов. И тут появляется Альма. Ее живое «я», резвая душа, абсолютная энергия и толика сочувствия по поводу своей несостоятельности в истине — вот, что нужно Элизабет. Фоглер — форма, Альма — содержание. Стирание границ между этими двумя персонажами связано с взаимным проникновением и перетряской каждого из них. Это происходит медленно и неизбежно. Фоглер ничего не говорит, только думает — и уже Альма слово в слово повторяет ее мысли. Взгляните на сорру между ними — это психологический конфликт, битва человека с самим собой. Полностью слияние происходит при встрече с мужем. Альма стала голосом Фоглер, ее содержимым, ее душой. Это ее плата за возможность быть настоящей и истинной. Бергман доводит до филигранного совершенства свою идею о их слиянии, дублируя эпизод «исповеди», где каждая из актрис повторяет один текст самого интимного характера. Конец. Мы все с вами — колбочки и жидкости, и, по канону Аристотеля, каждой форме — свое содержание. «Так есть, так и должно быть», — резюмирует Альма. Теперь о главном, то бишь — о Бергмане. Кино — вот истинная персона для него. Кино — форма, режиссер — душа, так что борьба априори. Искусство — видимость по сравнению с жизнью, слабая и еле видная за размытыми кусками стекла пародия. Все, что остается гению-режиссеру — неумело клеить свои выстраданные куски пленки, чтобы хоть каплю донести до зрителя. Но нет. Нам надо либо мультяшки, либо насилие с бедной овечкой. Остается Бергману снимать кино только для самого себя, быть неумелым киномехаником, специально калечить фильм, чтобы хоть так придать ему истинность. И в этом — его великий поступок. Прыщавый мальчик в начале кадра доволен — он знает, что в будущем он будет собой. 10 из 10Скрыть

Фильм «Персона» стал для меня откровением того, что можно называть «Кино» с большой буквы. Стоящий отдельно, истинный шедевр кинематографа. Возможно, я буду не совсем права в его интерпретации, но он, несомненно, произвёл на меня неизгладимое впечатление, возникая потом чёрно-белыми фрагментами днём и ночью. Каждый кадр не случаен, взгляд исполнен смысла, и слово несёт в себе больше простого сочетания букв. Фильм откладывается на бессознательном и надолго остаётся в памяти, вытеснить его другими фильмам не так-то просто. Соединени...е души и маски — двух разных людей, актрисы (Элизабет) и медсестры (Альмы). Первая всё время молчит. Она замолчала, потому что каждое слово — враньё и боль, она не хотела больше претворяться и исполнять чужие роли. Альма видит в таком решении актрисы большую силу воли, которая приводит её в восхищение. Ей хотелось бы быть на неё похожей. Она живая, способная на необдуманные поступки, доверяется, почти исповедуется недосягаемой Элизабет. Которая внимательно её слушает (или же только делает вид) и снисходительно гладит по щеке. В Альме так много любви и эмоций, но она стучится в закрытую дверь. Элизабет не так чиста, не так правдива. Сцена с письмом о рассказанном сокровенном ночью — удар, резкий скачок, потеря чего-то важного внутри — Альма уже не та, её душа не спокойна, она потеряла веру в ту, что только смотрит, молчит и наблюдает за ней, как за занятным персонажем. Из мирного обожателя она превращается в тирана, молящего сказать хоть слово, чтобы понять, что Элизабет жива и в ней остались человеческие эмоции к своему ближнему. Но та уходит. Удар, раскаяние, мольба о прощении, сердце, облитое кровью от непонимания чёрствости другой. Фильм о сложности принятия себя через другого человека. О невозможности жить по-настоящему, не разрешив себе любить. Любовь — это дар. Многие умеют её принимать, но не все могут отдавать. Элизабет не умела. Монолог медсестры в заключение фильма и крупный план лица актрисы, держащую фотографию с мальчиком. Она не смогла полюбить собственного сына, материнский инстинкт в ней не проснулся. Далее тот же монолог и крупный план Альмы, две половины лица, тёмная и светлая, её крик «Я не могу быть тобой!» и соединение двух светлых сторон. И я закрывала глаза внутри себя. Потому что страшно, потому что больно. А сколько среди людей носящих масок, боящихся их сорвать, показать своё настоящее лицо. Страх из детства? Страх, рождённый в толпе других калек? А мать, которая отвергает своего ребёнка — разве это нормально? Ненормальнее Альмы, которая делает аборт и страдает от этого всю оставшуюся жизнь. Кажется, что фильм на этом закончиться не может. Главное — дальше. Но это было бы слишком просто, слишком ожидаемо. Мы смотрим не фильм. «Персона» — это взгляд на себя, изучение, встряска, вопросы и долгое молчание, потому что даже себе мы не во всём можем признаться. Лёгкость нахождения рядом с море, живописные скалы — красота в каждом кадре, фильм наполнен эстетикой. Размытость, чёткость, множество символов — загадка, ключ к которой спрятан на глубине. На фоне летнего ветра разворачиваются внутренние сотрясения и душевные метания, обнажение души, где одна требует правды, сострадания и любви, а другая, наполненная страхом, лишь крепче вживается в маску. И кто победит — каждый ответит себе сам. Мне интересно исследовать эмоции, смотреть в человека и стараться понять сущность, что им движет в тех или иных ситуациях, что ломает и что способствует «срыванию маски».Скрыть