Так следовало бы назвать этот фильм, потому что главный его герой — вовсе не Сан, девочка-волчица, а странник Аситака.
Он не стремится спасти мир. Он всего лишь хочет избавиться от проклятия, коснувшегося его самым краешком, и все же убийственного. Кто проклял его? По сути, никто. Просто исполинский раненый вепрь, которого он сразил, защищая свою деревню, был не вепрь вовсе, а древний лесной дух, снедаемый ненавистью. Вполне, кстати, праведной ненавистью… или стоп. Бывает ли праведная ненависть? Момент праведного гнева — бывает. Но ядовитой ненавистью праведный гнев становится тогда, когда не находит выхода, когда справедливость восстановить невозможно, силы неравны. И вот лесной дух, раненый людьми, становится лесным демоном — и, даже умирая, успевает отравить своей ненавистью и болью Аситаку.
С этого момента Аситака для своих соплеменников все равно что мертв. Он срезает волосы и уходит искать спасения. А найдет… что он найдет? Спасение — да, любовь — пожалуй. Но главное — он размотает клубок событий в обратном порядке, доберется до исходной точки конфликта, в который его втянули. И окажется, что в сути своей конфликт неразрешим.
Конфликт между человеком и лесом. Между прогрессом и природой. Между магией и машиной. На одной стороне противостояния — люди, на другой — звери-духи, ками, древняя, до слез прекрасная в своей мощи природа.
Если бы Миядзаки был Кэмерон и снимал «Аватар», все было бы просто: на одной стороне — алчные жестокие люди, на другой — благородные, гармоничные туземцы. Сразу ясно, кому отдать свою симпатию. Но у Миядзаки все сложней.
Лес и его обитатели вызывают восхищение и опаску, к ним, как и к настоящим зверям, не подойдёшь запросто потрепать по холке. Они были ДО. Реликты дочеловеческой эры. Лесной Дух, дивный олень с почти человеческим лицом… о, это сама природа, ее молчаливая тайна.
А вот люди… люди такие разные. Одни ищут бессмертия. Им кажется, что тайну жизни можно разобрать на амулеты и применять по мере надобности. Это монах-охотник… и тот, кто его послал. Другие хотят земли, богатства, добычи. Отнять и присвоить — неважно у кого, у Леса или у себе подобных. Это самураи местного княжества, враги Железного Города. А вот Железный Город интересней всего. Это поселение, ведущее ожесточенную борьбу с Лесом. Ради чего? Ради добычи железа, прогресса. А ради чего прогресс? Ради того, чтобы людям лучше жилось. Госпожа Эбоси, лидер и вдохновитель Железного Города, плевать хотела на древнюю красоту. Она ведет своих людей к процветанию и готова сражаться хоть с алчными самураями, хоть с исполинской волчицей Моро и ее приемной дочерью Сан. Под ее рукой шанс на человеческую жизнь получают те, кого общество отвергло, бывшие проститутки, даже прокаженные. За идеологией Эбоси будущее, но вот что это за будущее — другой вопрос. Боюсь, что Миядзаки нам на него ответил в своей ранней работе «Навсикая из страны ветров».
Так сможешь ли ты, Аситака, выбрать сторону в этом противостоянии?
И будет ли найден компромисс?
И возможна ли любовь на два мира, на две правды?
И бессмертен ли Великий Лесной Дух, под чьими копытцами едва-едва подрагивает вода потаенного озера в сердце Леса?
Может, Миядзаки-сан и рад был бы дать на все это простые ответы. Но нет под небом простых ответов на такие вопросы.
Так следовало бы назвать этот фильм, потому что главный его герой — вовсе не Сан, девочка-волчица, а странник Аситака. Он не стремится спасти мир. Он всего лишь хочет избавиться от проклятия, коснувшегося его самым краешком, и все же убийственного. Кто проклял его? По сути, никто. Просто исполинский раненый вепрь, которого он сразил, защищая свою деревню, был не вепрь вовсе, а древний лесной дух, снедаемый ненавистью. Вполне, кстати, праведной ненавистью… или стоп. Бывает ли праведная ненависть? Момент праведного гнева — бывает. Но ядовитой