Путевка в жизнь

К большому сожалению, сегодняшнему зрителю и молодому поколению, вряд-ли будет интересен фильм. Не потому-что он не интересный. Люди, даже не дадут шанс этому фильму. Увидев вскользь на каком нибудь канале, возникнет реакция, переключить сею же секунду, а тем более, молодежь все меньше смотрит телевизор. Так как, мы привыкли к другому контенту, в огромных количествах и черно белый фильм по умолчанию воспринимается не интересным, скучным. По правде сказать, я бы и сам вряд-ли посмотрел, если не увлекался кино. Считаю, что нужно делать ...ремейки таких фильмов, чтобы заново смогли увидеть, большую проблему прошлого, и понять, почувствовать боль беспризорников. Благо сейчас, есть программа для школьного образования (не известно как она проходит и проходит ли вообще), «100 ЛЕКЦИЙ ДЛЯ ШКОЛЬНИКОВ» суть которой, показать 100 значимых фильмов, и Путёвка на жизнь в их числе. Беспризорники стараются выжить на улице. Не всегда законными способами, но увы других они не знают. У людей заложился стереотип, что беспризорники это клопы, которых нужно расстрелять. В это начинают верить беспризорники, что подкрепляет их уверенность в том, что так и должно быть, мы такие! Но как говориться труд сделает из обезьяны человека. В то время, труд ценился больше всего. Рабочие, были героями. В этом фильме, очень хорошо продемонстрирована ценность труда. Часто думаю о различиях в воспитании между западным и нашим. Я, понимаю множество различий между нашим менталитетом и уровнем жизни, поэтому собираю по крупицам различия. В этом фильме, увидел для себя различия в преодоление душевной боли. Если мы, часто срываем её на детях, то на западе стараются быть сильнее, и не свалить всё на ребенка. Огромная послевоенная проблема, о которой, не задумываешься пока не просмотришь фильма Николая Экка! Рад, что довелось увидеть этот фильм. Спасибо тем, кто сохранял архивы, эти люди, делали бесценное дело!Скрыть

Иконопись открытых лиц. Открытых нашему взгляду до предельно возможной боли сочувствия, сострадания, несогласия с несправедливостью мироздания… до предельно же возможной радости материнской любви, отцовской гордости, уверенности в человеческом благородстве и силе свободного духа… Бьющий с экрана экстаз размаха труда сотворения нового мира и раскрытия всей сияющей высоты, спасенного из плена темного прошлого, юного человека будущего… Фильм-фреска, фильм-плакат, фильм, бьющий наотмашь остротой деталей вечных сюжетов и, одновременн...о, открывающий новые горизонты возможного в никогда прежде не виданном размахе задач, которые поставила себя, загоревшаяся безумной мечтой о достижимости всеобщего земного счастья, моя страна… Невозможная в своей всепобеждающей вере в возможности человека улыбка товарища Сергеева (Николая Баталова). Невозможная… но вот она — есть. Вот этот смех, эта открытость, эта уверенность в своих и наших силах, для которых нет никаких преград. Вера в человека. Вера в Человека. Вера до самопожертвования. Которым — вот чудо евангелия 20 века — и рождается тот человек, который достоин и этой веры, и этой жертвы. *** Да, человек слаб. Да, человек смертен. Да, случайность правит нашей обыденностью… вплоть до болезни, вплоть до помутнения рассудка, вплоть до смерти. Вот начинается самый счастливый день в семье — день рождения выросшего сына. Влюбленные лучащиеся глаза матери не могут насмотреться на своё чудо. Отец возносится над нелегкой обыденностью счастьем гордости. Сын купается в гармонии мира… Одно нелепое столкновение, несколько сантиметров неудачного падения и ничего этого нет. И ничего не поправишь. Это невозможно принять. В это невозможно поверить. Это не может быть. Навсегда ненужный стакан воды в окаменевших руках сына. Остановившийся взгляд отца. Деловитые, убийственно медленные движения медицинской бригады — «Мы мертвых не лечим»… …Мир рухнул. Мира больше нет. Лохмотья души отца не могут принять, что мир вокруг продолжает быть. Глаза отказываются видеть, что все не рухнуло вместе с его жизнью. Мир предал его — он отомстит ему медленной смертью своего Я в фантазмах алкогольного пойла. Мир предал — но и сын его предал — как он может выглядеть таким же каким был. Как он может спать, как он может слушать своё радио — когда мир рухнул! А потом сын пропал. И наступила трезвость. Трезвость горя еще большей потери. Потери от действий своих рук… Это короткий эпизод фильма — вводная часть истории, которая приближает историю сирот к тем семьям, которые спят в своем самодовольстве комфорта, построенном на песке эгоистичного самообмана в прочности «мы же правильные, не то что они»… Эпизод — чтобы разбудить. Эпизод-плакат — не допускающий даже тени мысли о пошлости и банальности — потому что не бывает такого уровня искренность пошлой и банальной… А «гулящая» девочка с сифилом… А упившийся Васька-Буза, убивающий свою собаку и пошедший крушить всё вокруг, ведь «уже всё равно»… А Фомка-Жиган, властелин изнанки мира, ради доказательства своей власти строящий бордель в лесу… А Мустафа-Ферт — бьющая через край уверенность в своей фартовости, означающая хождение по самому краю. Максимализм самоуверенности до самоотречения. Радость жизни несущейся вперед убежденности в своей счастливой судьбе, которую ты сам же еще и еще подталкиваешь… Все эти истории и лица бьют в зрителя самой сильной правдой — правдой искренней веры художника — умеющего свою искренность не предать компромиссами и косорукостью… *** Фильм-призыв. Фильм-проповедь. Фильм — гимн христианству, запретившему так себя называть. Превознесение новых святых, новых монахов — творящих посюсторонний рай, борющихся с посюстсторонними чертями, спасающих вокруг себя малых сих… Фильм 1931 года — мастерская игра светом и тенью, игра эмоций и ожиданий, игра страха и надежды, игра жизнью и смертью? — Нет! Это были не игры. Фильм — как и эпоха, его родившая — они оттуда, где играться в игры перестало быть интересным, где игры в царя горы и игры в бисер выпали из списка сколь-нибудь стоящих занятий человека — а вместо них разворачивалась самая серьезная что ни на есть Работа — работа оплачиваемая всей жизнью — работа над реальностью, чтобы её взнуздать и поставить на службу — чтобы она сейчас и навсегда перестала быть игрой случая, а стала гарантией непрерывно возрастающего счастья бытия человеком… …Получилось ли это у наших дедов-прадедов? — Нет. Но ведь еще не вечер. Парижская коммуна продержалась 72 дня. Советская власть — 73 года… …Никакой порыв человеческого духа не бывает напрасным, пока живы те, кто помнит о нем и продолжает хоть в каком-то виде его. P.S. Прототипом коммуны из «Путевки в жизнь» была Болшевская трудовая коммуна. Коммуна и перенесенный ранее из Петрограда Орудийный завод фактически положили начала городу, который мы сейчас все знаем как Королёв — крупнейший в России наукоград, космическая столица России…Скрыть