Спасти мистера Бэнкса. Все комментарии

1961 год. Знаменитая детская писательница Памела Линдон Трэверс, создательница небезызвестной Мэри Поппинс, ныне пребывающая в удручающем финансовом положении, собрав всю волю в кулак отправляется в ненавистный Голливуд. Целых 20 мучительных лет Уолт Дисней, обласканный бесчисленным количеством наград, любовью публики и мультимиллионной прибылью, добивался от упрямой миссис Трэверс разрешения на съемки фильма о Мэри Поппинс и семействе Бэнксов, но, когда дело сдвинулсоь с мертвой точки, очередные испытания не заставили себя долго ждать, ибо нет... ничего хуже автора, который стремится к идеалу в абсолютно неидеальном мире Голливуда. Кинопроизводственная драма — таковым изначально кажется жанр пятой по счету режиссерской работы Джона Ли Хэнкока, автора сценария иствудовских «Совершенного мира» и «Полночи в саду добра и зла», создателя оскароносной «Невидимой стороны», биографической картины «Спасти мистера Бэнкса» 2013 года. Имея самое непосредственное участие к студии Уолта Диснея и самому Уолту, фильм Джона Ли Хэнкока далек от традиций многословных синефильских зрелищ с привкусом нарочитого поклонения Великим и Ужасным, коим и был достопочтенный Дисней, предстающий в исполнении любимца Америки Тома Хэнкса именно таким, каким его видело большинство. Впрочем, шаблонности и картонности исполнения Хэнксу удалось напрочь избежать. Собственно, «Спасти мистера Бэнкса», рассказывая историю рядового по сути хита диснневской студии, есть картиной не о магии кино, не о потаенных закоулках голливудской Фабрики Грез и Слез, а о магии человеческого взаимопонимания, об исцеляющей силе искусства, которое способно залечить раны на покрытой миллионами шрамов душе. Взяв за основу сюжета историю создания фильма «Мэри Поппинс» со всеми затруднениями, которые испытал Дисней на пути творения своего очередного шедевра, Джон Ли Хэнкок умело погружает зрителей в атмосферу избранного времени, не избегая и моментов ностальгии по старому-доброму Голливуду времен заката его Золотой Эры, но и придерживаясь четких линий насыщенного всеми отеннками психологизма сценария, искусно сконструированного по принципу двойного нарратива, рассказывающего как о настоящем Памелы Трэверс, в 60-х годах, так и о ее прошлом, в первые годы двадцатого века в далекой Австралии. Причем обе эти сюжетные линии пересекаются между собой без чрезмерного ухода в банальность и намеренную сентиментальность. Памела Трэверс постепенно раскрывается перед зрителем, ведь вначале образ ее едва ли вызывает огромную симпатию или даже уважение, но стоит начать копаться в прошлом, проникаться всей глубиной ее семейной трагедии, понять ее и, возможно, простить всю занудность, стервозность, то все последующие ее действия станут прозрачны. Без явной зацикленности на трагической судьбе Памелы Трэверс Джону Ли Хэнкоку, оттолкнувшемуся от реальных биографических деталей, удалось создать кино универсальное по смыслу и являющее собой пример кинематографа психотерапевтического, ведь нет большей пользы для себя лично, чем пропущенная сквозь все фибры души чужая трагическая история одиночества и аскетизма, замкнутости и ошибок, чтобы в финале сего действа вздохнуть с облегчением и подарить миру просто так пару улыбок и, возможно, изменить что-то пока не поздно. Так и от прежней миссис Трэверс в конце ленты почти нет и следа: путешествие в Голливуд в ней многое переменило, дало толчок к новой жизни и, спасая с неистовостью мистера Бэнкса, на самом деле она спасала саму себя и зрителей, в том числе. Несмотря на то, что местами кажется, что фильм искусно манипулирует зрителем, «Спасти мистера Бэнкса» кино совсем не переслащенное, а весьма цельное и сбалансированное как по режиссуре, так и по актерскому исполнению, лишенное дешевой бульварщины или ореола скандальности. Режиссер умело избегает острых моментов, но при этом и не пускается во все тяжкие намеренной сказочности повествования, ибо в картине в равной степени нашлись места как для реализма и трагизма, так и для непринужденной мелодраматической мифологизации. Спасти мистера Бэнкса оказалось не так-то уж и просто, но и для вымышленной Мэри Поппинс попрощаться и улететь навсегда было делом мучительным и многотрудным. Памела Трэверс в финале ленты, чуть бравурном и даже претенциозном, по-голливудски пафосном, проходит через пути катарсиса. Обновленная, живая и спасенная, в отличии от реального мистера Бэнкса, предпочевшего падение и американскую трагедию, разыгранную среди желтых бесконечных полей Австралии.Скрыть

Жила-была маленькая девочка Хелен, которая очень любила своего папу. Пришло время, девочка выросла и превратилась в «старую перечницу» Памелу Тревэрс, которая 20 лет подряд отказывалась продать Уолту Диснею права на экранизацию своей книги — «Мэри Поппинс». Но Уолт дал обещание своим дочерям «оживить» персонажа их любимой сказки и тоже не намерен отступать… Но он почти сдался. «Старая перечница», доконавшая своими анекдотичными придирками сценариста, композиторов и секретаршу, сумела вселить неуверенность и в самого Диснея. «Что я не так... делаю?» — Спрашивает у себя Уолт после очередного волшебного приключения, устраиваемого специально для Памелы Тревэрс. — «Что опять пошло не так?» «Не так» пошло после того, как умер её папа… Хелен, мечтавшая во всем походить на него, так и не поняла, что она тогда не правильно сделала. И почему у тётушки, приехавшей «всех спасти», не получилось самого главного — помочь папе. Хелен выросла и сама попыталась делать то, чего не вышло у тёти: взяла псевдоним в честь отца — Трэверс и сочинила про то, что у Мэри Поппинс всё получилось. Она убедила в любви, заботе и надежности няни всех детей планеты, кроме себя самой — её личная история закончилась иначе. Благодаря согласию «отдать» мистера Бэнкса, Памела-Хеллен спасла троих человек: папу — в экранизации дети понимают, что, на самом деле, мистер Бэнкс их очень-очень любит. Себя — перестала быть жертвой и вышла из тени отца. Ну и Уолта Диснея — он смог выполнить обещание, данное любимым дочуркам. 10 из 10Скрыть

Дисней — человек и студия — в 2013 году завершили дилогию, которую начали в 1964, а точнее в 1961, а еще точнее, которая началась 9 августа 1899 года в австралийском Мэрибо. Именно так — чтобы принять правду и глубину и фильма «Спасти мистера Бэнкса» 2013 года, и мюзикла «Мэри Поппинс» 1964 года — нужно смотреть их оба. Причем смотреть вместе с детьми — одновременно и сразу — своими и их глазами, взглядом на них и на себя. А потом прочесть биографию Памелы Линдон Трэверс, урожденной Хелен Линдон Гофф, дочери Трэверса Роберта Гоффа — мистера ...Бэнкса… Ниже лишь три этюда, вызванные образами отца и дочери — героев фильмов, книг и жизни. * * * Жизнь человеческая проходит не так. Жизнь наша проходит не так. Не так как должна. Мы, как шар на биллиардном столе, катимся посланные ударом рождения. Катимся, а в нас влетают другие шары; катимся и втыкаемся в непреодолимый борт обстоятельств; катимся, падаем, наконец, с облегчением в лузу — но это опять оказывается не то — что-то нас выдергивает и мы опять катимся, летим, ударяемся, бьемся… Мы даже можем вообразить, что с какого-то момента своей жизни берем кий судьбы в свое управление, а кто-то даже с маниакальным упорством воображает, что раз за разом посылает себя в нужном (ведь он так уверен, что именно — в нужном) направлении. Но непробиваемость обстоятельств, инерции прежней жизни и жизни других сбивает, запутывает, посылает не в ту сторону, бьет, ранит, закручивает не тем и не с теми; на тебя налипает весь твой путь, всё то случившееся, что уже стало для тебя ценностью, а равно весь мусор пройденного — и это то, от чего ты уже сам не можешь отказаться, потому как прилипшее к тебе по твоей дороге/ то что ты сам присоединил к себе — уже стало тобой… И ты все меньше и меньше способе катится по прямой, да и даже не по прямой, а просто в том направлении, в котором мечталось… Но это всё не правда. Это всё не будет правдой. Потому что правдой будет то, что ты оставишь в себе — правдой будет то, что ты сохранишь как главное движение твоей жизни, а не те хаотичные, вынужденные, мучительно повторяющиеся метания, которыми были наполнены твои обреченно серые будни, в каких бы внешних декорациях все не происходило. Правдой будут не удары судьбы, не усталость, холод, жара, боль; не нелепые ошибки, минуты слабости, приведшие к трагедиям; не бесконечные пустые дни, заполненные суетой — правдой будут то, что ты пронес через все это в себе — в своей тайной сокровищнице — в сердце — что свидетельствует о лучшем, о добром, о любви. * * * Что ценно нам? Где сокровище творца-мастера-художника? В созданном или в нем самом? Как видим мы то, что выходит из наших рук, что рождается из наших мук — как то, что перевешивает в своей искусной самоценности всё другое или как отблеск, украшение, попытка закрепить в вечности то единственно-безусловно-важное, что было, что есть в нас — то, что мы любили, то, что мы любим — того кого мы любили и любим? Попытка поделиться знанием о вечности бытия не наших чувств, не наших переживаний, а знанием о вечности бытия того, к кому были эти чувства, того кто был и есть — чье существование равноценно нашему существованию — того, ценнее кого не может быть для нас как для существующих — ведь что может быть ценнее, чем равное в своем бытии всему бытию — нам, миру, Богу… Что может быть ценнее — любимого? Это не значит, что мы жили и живем только для любимых нами. Это ведь и есть та самая трагедия жизни — жизнь идет поперек и нас, и, что страшнее, наших любимых. Но боль от невозможности жить как нужно — от невозможности сделать любимых счастливыми — эта боль и оставляет нас людьми — и хоть в какой-то мизерной доле, в очень смешной для трезвого взгляда доле, — извиняет и нас, и эту нелепую жизнь… Если у тебя есть дар, то ты можешь попытаться претворить эту боль в слово, в картину, в звук, в кадр — чтобы сотворить еще одну маленькую точку опоры, в маленький указатель и знак — чтобы помнить о том, что пребудет всегда. * * * Человек слаб, он хочет быть слабым… …он думает, что ему непосильно нести ту ношу, что он несет… …но он же может… и даже химия алкоголя не способна отнять у него его самого, пока он еще видит, пока он еще помнит, кто этот он сам… …и в это его — «сам» — и его близкие тоже, может быть даже в первую очередь… Он может пытаться спрятаться, он может пытаться предать себя — но реальное существование любимых пересилит и даже в той горькой бездне, в которой он, понимая свою слабость и ничтожность, оказался, он будет лелеять надежду, что у любимых будет потом всё хорошо, что у них получится счастливая жизнь — и он им своей слабостью поможет — он снимет с них груз своей никчемности — он, так многого не сделавший, оставит их для жизни… И это его будет утешать — и в этом он будет больше всего заблуждаться, потому что те, кого он любит, и те, кто любит его, — с его смертью никогда не будут счастливее чем с его жизнью — никогда…Скрыть